Танец ангела - [35]

— Ты, может, станешь пекарем, — сказала Ханне и отрезала еще кусок.

— Я, собственно, думаю, что я уже пекарь, — ответила Мария с оскорбленным видом.

— Несомненно!

— Сделать еще один? — спросила Мария, но на этот раз это была уже шутка.

Ангела пришла «помочь уложить вещи», хотя Винтер летел налегке, он собирался купить кое-что в Лондоне и потому не хотел забивать сумку.

— Если ты вообще улетишь, — сказала Ангела.

— Небо проясняется.

— Позвони с утра в аэропорт.

— Дельная мысль.

— А зачем ты едешь? Ты надеешься поймать там серийного убийцу? — спросила она и разгладила воротник рубашки, лежавшей в стопке сверху.

— Он не серийный убийца.

— Что?

— Не серийный убийца и не маньяк, — повторил он и кинул в сумку две пары носков. «Надо оставить место для книг из Лондона», — вспомнил он.

— Ах вот как, — сказала она.

— По крайней мере не в том смысле.

— Надо же.

— На самом деле все еще хуже, — сказал он и повернулся к ней. — Подай мне эти брюки.

— Подойди и возьми сам.

— Ты склоняешь меня к глупостям.

— Подойди и… возьми… — сказала она, смотря на него широко раскрытыми затуманенными глазами.

Он перегнулся через кровать, отнял у нее брюки, расправил их и положил на стул. Подошел, взял ее руки, завел их за спину и наклонил ее вперед, к кровати.

— Я… попалась… — проговорила она.

Он поднял подол ее длинной юбки, накинул ей на спину, провел рукой по правому бедру, просунул пальцы под трусы и почувствовал, какая она мокрая, готовая. У него застучало в висках, он издал нечленораздельный звук и подался вперед. Осторожно ввел два пальца поглубже, а левой рукой в это время расстегивал ремень, ширинку — казалось, вся кровь, что есть, хлынула сейчас туда. Он достал его, мгновение подержал у ее ягодиц, с неопределенным звуком, уже погромче, медленно вошел в нее, остановился, только когда уже совсем некуда было продвигаться дальше, и начал длинные долгие движения туда и обратно.

Она охотно двигалась навстречу, и они сразу попали в такт. Он держал ее за талию, и казалось, что она парит под ним в десяти сантиметрах над кроватью.

Он наклонился, протянул руку под ее маленький жесткий свитерок, накрыл грудь — и вот она полностью его, — взял за сосок, опять накрыл грудь рукой. Она повернула к нему голову, и он погладил ее левой рукой по щеке, по губам, она взяла в рот его палец, тогда он сложил пальцы, и ей пришлось раскрывать рот все больше и больше, чтобы как следует сосать их, и язык был почти таким же шершавым, как ее свитер.

Их темп ускорялся, и ему пришлось опереться левым коленом на кровать и держать ее двумя руками за бедра, удерживая всей силой, когда она задрожала, закричала и замотала головой; и он двигался быстрее, быстрее и быстрее, и у него потемнело в глазах, как будто вся его кровь устремилась в нее, он почти потерял сознание. Они прижались друг к другу в последнем порывистом движении, и он не сразу ее отпустил.

19

После того как основательно нападал снег, пришел холод. За ночь все застыло и замерзло. Свет понедельничного утра преломлялся на морозе красиво, загадочно и немного страшно.

Ларс Бергенхем протрусил на кухню, сварил кофе, поднял жалюзи и выглянул в окно. Деревья оказались завернуты в несколько слоев изморози. Пока он стоял у окна, туманная дымка рассеивалась и цвета обретали обычную силу. Ему пришло в голову, что цвета уходили переночевать, а теперь возвращаются и один за другим проскальзывают на свои привычные места. Куст, бесцветный до прозрачности, потемнел сразу, как часы показали восемь, позади из снега вырос едва видный ранее деревянный забор, а его машина обрела очертания и блеснула под брызгами солнца из-под снежного капюшона.

Сегодня он работал в вечернюю смену. Мартина еще спала. Ему почему-то не сиделось на месте, как будто кто-то нашептывал что-то в груди. Он залпом выпил кофе, поставил чашку в посудомойку и пошел в ванную. Умылся, почистил зубы, потрогал языком обломленный край зуба — при полоскании побаливает от горячего.

Стараясь не шуметь, Ларс Бергенхем вернулся в спальню и выбрал из шкафа одежду, складывая ее на стул у двери. Мартина заворочалась в полусне, одеяло сползло и обнажило бедро, теплый холмик живого посреди белого пейзажа постели. Он подкрался и тихонько провел по коже пальцами, а потом губами. Она вздохнула не просыпаясь.

Он оделся: свитер потолще, ботинки потеплее, кожаная куртка, шапка, перчатки. Дверь открылась с трудом, снаружи припирал свежий снег.

Пришлось взять лопату, разрубить наст, лежавший, как крышка, на мягком снеге, проложить дорогу к машине. «Летом надо обязательно положить навес, — думал он. — Если, конечно, удастся найти недорогие доски».

Он смахнул с машины снег и попытался ее открыть, чтобы достать скребок, но ключ не влезал даже на миллиметр. Он тупо стоял и смотрел на пузырек с маслом для замка, лежавший в кармане пассажирской двери. Как глупо, подумал он.

Бергенхем попробовал всунуть ключ в другие двери и в багажник, но ничего не вышло. Тогда он пошел в сарай, откопал проволоку, просунул ее между дверью и стойкой и через десять секунд был внутри. Оставив ключ на крыше, он залил масло во все замки, попробовал открыть — результат был налицо. Он засунул пузырек в карман, взял скребок и стал аккуратно счищать лед со стекол. Когда все было готово, он почувствовал удовлетворение, как будто умыл, побрил, причесал автомобиль перед выездом в люди.