Танцы в лабиринте - [24]

— Думаешь? — взглянул на него мужчина.

— Да хули тут думать-то, я вас умоляю? Оставьте ключи, мы во двор загоним, а на ночь ворота запрем. Завтра заберете.

— Твоя правда, — глядя себе под ноги, Степан Иваныч пожал руку Петру, Сан Санычу, постоял и, тяжело ступая, направился к выходу. — Пошел я, значит.

— Вот ведь, — печально посмотрел ему вслед Сан Саныч. — Мало мне зубной боли в жопе…

Сан Саныча Волков знал давно. Познакомились они еще во времена Глобального Дефицита. Сан Саныч работал в винном магазине на Саблинской, ну… а Петр неподалеку жил.

С первого же дня их знакомства Сан Саныч навсегда покорил Волкова своей способностью изъясняться. Для него не существовало понятия "бранное слово". В принципе. Была живая русская речь во всем ее многообразии. И все.

Обладая артистическим складом натуры, Сан Саныч, как истинный мастер, совершенно свободно владел богатой лексической палитрой и использовал те краски, которые емко и наиболее адекватно выражали его мысли и настроение в настоящий момент времени.

Иные люди сыплют ненормативными оборотами речи от скудости лексикона. И когда вдруг настает момент, на самом деле требующий по-настоящему крепкого словца, они оказываются банкротами. Им просто нечего в этой ситуации сказать, И от бессилия они начинают орать. А это уже скотство, ибо реветь и осел может.

Сан Саныч же по природе своей был человеком тонким и очень мягким. И лишь однажды Петр был свидетелем того, как он употребил истинно "бранное выражение". Было это давно, когда вот этот вот магазин был еще "продовольственным". Они беседовали о чем-то в кабинете, и вдруг в торговом зале возник шум. Сан Саныч вышел к прилавкам, Петр тоже выглянул в дверной проем, и увидел, как жирный зарвавшийся хам орет на молоденькую продавщицу и, не слушая ее лепета, обвиняет во всех смертных грехах ее, дирекцию и всю торговую сеть в целом.

— Ворье! — швырял он ей в лицо. — От ворье-о! Чо ты глаза вылупила, целку строишь, не так, что ли? Жируете, падлы, а на прилавке, вон, говно одно!.. Давай сюда директора, щ-щас я ему!.. Он у меня…

Сан Саныч побледнел и сказал негромко, но так, что было слышно во всем магазине:

— Пошел вон, свинья.

Мужик поперхнулся, хлопнул глазами и открыл было рот.

— Ты понял, что я тебе сказал? Пошел вон, — повторил Сан Саныч.

Тот закрыл рот, повернулся и вышел из магазина, бормоча что-то себе под нос.

Сан Санычу стало очень неловко за то, что он выругался.

— Извините меня, пожалуйста, — сказал он, смутившись, всем присутствующим в торговом зале и вернулся в кабинет.

— Вот, Петр… — расстроенно взглянул он на Волкова. — Ну не ёб твою мать, а?

Однако вернемся в день сегодняшний.

— А кто это такой? — взглянув вслед Степан Иванычу, Волков опять опустился на стул.

— Пупков, — нервически тряхнув головой, Сан Саныч потянулся за сигаретой.

— Пупков… кто таков?

— Да тут вот какая история. Прихожу я в нашу налоговую месяца два назад, мне там кассовую книгу нужно было… херня, короче, всякая, обычно бухгалтер ездит, а тут — я, не суть, в общем. А очередь в кабине-ет… просто чудовищная. Ну, я сижу, как умная Маша, жду. Выходит вдруг из кабинета налоговый наш… с каким-то мужиком, и мужик этот мне и говорит:

"О! А ты чего здесь сидишь?" Я ему: "Да вот… очередь". А он этому нашему: "Ну-ка немедленно его без очереди! Ты что? Это ж мой друг лучший". Я ему, конечно, — в ножки кланяюсь, дескать, что же не заглядываете и вообще… хуё-моё, короче. А сам знать не знаю, кто такой. Он мне: "Зайду, зайду…" И пошел. Ну, меня немедленно приняли, это ж, оказывается, начальник всей налоговой… А я и не знал, грешным делом. Я рад до жопы — такой блат!

— Это ж здорово, — прикурил Петр сигарету.

— Ага… хуёв-дров. Приходит он ко мне дня через два с бутылкой. Я пред ним ну просто шелками расстилаюсь, лепестками роз его осыпаю, а он сидит, коньяком насасывается, как клоп, и хмурый такой, чернее тучи. "Только вот тебя, — говорит, — и люблю. А остальных всех ненавижу".

— А что ж вы их так, — говорю, — Степан Иваныч?

— Да ну их всех на хер, — отвечает. — Надоели. Уволился я сегодня. На пенсию ушел.

— Ух!.. — поперхнулся дымом Петр.

— Ага… Вам смешно. А он, оказывается, живет здесь через квартал. И теперь, с того самого раза, приходит день через день. Дома жена пить не дает. Заснул вчера у нас тут в уборной прямо на горшке, вы представляете? Еле достучались. Я на коньяк этот смотреть уже не могу. Я вообще последнее время стараюсь не пить, а тут… И ведь на хуй не пошлешь, неловко как-то… А? Что делать-то?

— Ну… — развел руки Петр. — Тут уж…

— Вот и я говорю, — вздохнул Сан Саныч. — Жизнь прожить — не поле перейти.

— Это верно, — согласился Петр.

— Ну а… каким ветром? В наши-то палестины? И что это у вас на лице? У меня йод есть.

— А что, заметно? — Петр тронул рукой щеку.

— Царапина какая-то. Но опухает.

— Вот ведь… А я и забыл. Ладно, дома намажу, спасибо.

— Дело ваше, было бы предложено. Так какими судьбами?

— Да нет, — Волков стряхнул пепел в пепельницу, — мимо просто проезжал, дай, думаю, загляну. Н-но… вот что… раз уж свиделись, — Петр достал бумажник и вынул из него фотографию, которую прихватил из Славиной квартиры. Сан Саныч, вы никого тут не знаете случайно?