Танцы со смертью - [3]

к другой по Via Dolorosa не только своих пациентов – по ней рано или поздно пройдет каждый из нас. Увлекая нас за собою, он странствует от античности до нашего времени по необъятному пространству культуры, с ее писателями, философами и поэтами, изобразительным искусством и музыкой. Не все эти аллюзии и ссылки полностью совпадают с нашим ареалом культуры. Указываемые в примечаниях ссылки на мало или совсем неизвестные артефакты помогут интересующимся читателям познакомиться с ними, воспользовавшись Интернетом.

Остается добавить, что эта трагикомическая книга о нашем невыносимом прекрасном мире, о происходящей на земле и для кого-то продолжающейся на небесах круговерти жизни и смерти[3] вполне заслуживала бы названия Божественная комедия – если бы оно уже не принадлежало другому сочинению, без которого настоящая книга никогда не была бы написана.

Упоминая о человеке, который смертельно боялся умереть в одиночестве – а умер от сердечного приступа на семейном празднике, книга завершается фразой: «Ах, может быть, он никогда не чувствовал себя более одиноким, как в те последние минуты, среди стольких людей». Не оставлять человека одного, и прежде всего при встрече со Смертью, – вот, собственно, пронзительное послание и смысл этого повествования.

* * *

Приношу глубокую благодарность доктору Сибрену Бринку, без которого я не пробрался бы сквозь чащу нидерландских бытовых и словесных реалий; Рут Фокерман, от которой я получил немало ценных советов; сыну Владимиру, врачу, помогавшему разбираться в дебрях медицинской тематики; дочери Глаше за деятельную и умную помощь в странствиях по бесчисленным закоулкам русской словесности и жене Валентине, чья любовь и забота не покидали меня на протяжении всей этой книги.

Нидерландские фамилии (Jaarsma, De Gooyer и др.), а также такие, как Beckett, Gittings, Wittgenstein даются в форме, наиболее точно воспроизводящей их оригинальное написание и произношение.

Дмитрий Сильвестров

Танцы со Смертью

– Доктор, почему у меня боли в груди?

– У вас пропускает сердечный клапан.

– Но почему он у меня пропускает?

– Минуточку, сейчас позвоню вашему священнику.

Предисловие

Человеческая дилемма: обладать духом и быть телом – нигде не проявляется столь болезненно и столь явно, как в медицине. Болезненно, потому что быть телом означает, что мы умрем. Явно, потому что обладать духом означает, что мы это знаем.

Притом что медицинское образование сосредоточено именно на теле, смерти уделяют не слишком много внимания. Ведь молекулы, из которых в конечном счете состоит наше тело, не умирают, но просто-напросто перемещаются, как в нас самих, так и вне нас, как до нашей смерти, так и после нее. Череп, эмблему смерти, часто встречаешь в книгах по медицине, но под покровом анатомической латыни, там она не является к нам со своей костлявой ухмылкой. И один из наиболее поразительных аспектов медицинской практики заключается в том, что так много пациентов умирают, – именно об этом я и хочу рассказать в своей книге.

В медицине есть куда более интересные вещи, чем блестящие хирургические операции или наилучшее лечение гипертонии: сама история этой науки; эффект плацебо; спор с альтернативными методами лечения; суть глагола умереть; весьма ограниченная научность медицины; магический эффект двойного названия; неудачи исследований причин возникновения рака; обывательские представления об анатомии; поразительная переоценка возможностей медицины; старания людей перекричать сознание того, что они умрут; ни на чём не основанная вера в то, что душа укоренена в мозге (обладать духом – и быть телом) и т. д. Об этих и подобных вещах повествуют страницы книги.

Автор книги – врач и серьезно относится к своему долгу сохранять врачебную тайну: всё, что коснулось его ушей в рамках его профессиональной деятельности, в абсолютно неузнаваемой форме становится достоянием публики.

Амстердам, июнь 1994

Яаарсма и профессия врача

Со своим коллегой доктором Яаарсмой я возвращался на машине с медицинского конгресса в Неймегене. В таком море врачей я чувствую себя неуверенно. Это не вполне мой мир. Я имею в виду не диплом, а социальное положение: у многих из их отцов мой отец пил кофе, когда у них в гаражах ремонтировал их машины.

Я спросил Яаарсму, почему, собственно, он стал врачом. Ему за шестьдесят, и у него было достаточно времени, чтобы понять это.

– Я всегда хотел стать врачом, – отвечал он. – Мой отец был врачом, мои два брата вот-вот должны были стать врачами, когда я оканчивал гимназию, вот и я стал врачом.

– Да, но я имею в виду нечто другое: почему ты им стал?

– Хм, почему нам приятно дышать? Понятия не имею, – не будем касаться физиологии. Приятно, и всё тут. То же самое и с медициной. Ну а ты, что у тебя была за семья?

– Средний класс, католики, провинциальный городок. Самая обычная семья. Мать развешивала белье вокруг печки. У отца была лакокрасочная фирма. Мать всегда говорила: «Чем больше рабочих, тем меньше выручка». Пронырливым дельцом отец не был. Силки Элсхота[4] – это не для него. В этом мире не было ничего лучше уютного вечера за карточной игрой и стаканчиком. Хотя вершиной всего была, пожалуй, вечерняя служба с тремя священниками – смешанный хор (мальчики и мужчины) и еще орган и труба. Считалось, что вожделение скрывается под крышкой коробки с печеньем, украшенной изображением вермееровской молочницы. Впрочем, на стене висел коврик с вытканным запрещением онанизма, так что никаких разговоров о сексе и в помине не было. Свадьбы ведь совершались где-то снаружи, вне дома. После начальной школы родители послали меня во всеобщую среднюю школу, что было вроде ограничителя: в университет я бы никогда не попал