Танцы на снегу - [2]

— Я сегодня жука-щелкуна в еловой хвое видела. Это к счастью, — сказала Торопыжка.

— У тебя все к счастью. С каких пор увидеть щелкуна — хорошая примета?

— Не просто увидеть, а в хвое.

Кувырок подумал и решил, что это пустяки. Торопыжка была неисправимой оптимисткой.

Он поднял голову и энергично почесал задней лапой за ухом.

Кажется, все-таки денек будет славный! Легкие облачка, плывущие в небе, не предвещали плохой погоды. Вокруг волновалось море цветущего вереска, лиловые волны плескались у рассыпанных там и тут валунов, а у подножия скал ярко цвела камнеломка, окаймляя серый камень своими белыми, желтыми и пурпурными цветами. Пониже, в узкой долине, на фоне зелени выделялись густо-коричневые торфяные холмики, окружающие горное озерцо, словно обессиленные тела больших зверей, выброшенные водой на берег. Шумный ручей, разбухший от недавнего паводка, мчался вниз по каменистому склону.

Над низкорослыми елями кружил ястреб. Кого-то он там высмотрел, какую-то мелкую зверюшку — должно быть, мышку. Вот он камнем рухнул, ударился в торф и снова поднялся, держа в когтях обмякшее тельце. Он пролетел над самой головой Кувырка. В воздухе его встретила подруга, и хищник отдал ей добычу — ястребиха на лету перевернулась, подняла лапы и схватила зверька.

— Видали? — спросил Кувырок неизвестно у кого. Вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа.

Кувырок снова почесался.

Рыжий олешек, нежадно пощипывая траву, подошёл ближе к зайцам. Внезапно его голова резко взметнулась, по телу пробежала дрожь. Кое-кто из зайцев тоже что-то почуял в воздухе. Через мгновение все живое на склоне неподвижно замерло. Торопыжка застыла за спиной у Кувырка, как голубой камень, туман клубился у самой ее мордочки. Только куропатка, копошащаяся в зарослях осоки, казалось, ничего не заметила.

У Кувырка заколотилось сердце — пока не в панике, но в полной готовности качать кровь еще быстрее, если понадобится.

Некоторое время все было тихо и неподвижно. Постепенно тревога отступила. Зайцы первыми вернулись к кормежке — насторожив уши и сохраняя готовность к немедленному бегству. Куропатка что-то бормотала про себя, не разделяя чужого страха, но сознавая его. Олень не успокаивался дольше всех. Его глаза были распахнуты, тело напряжено. Над головой у него весело вилась бабочка, словно смеясь над его страхом. Но вот и олень, успокоившись, снова взялся за траву.

И тут грянул гром. Кувырок от неожиданности подпрыгнул на высоту своего роста.

Грудь оленя мгновенно обагрилась кровью. Он неуверенно шагнул вперед, простонал — негромко, отчаянно и безнадежно, и Кувырка охватил ужас. Задняя нога у оленя подломилась, он осел на землю, но с усилием поднялся. Тут у него подвернулась другая нога. Глаза расширились от боли. Ему удалось встать еще раз, он сделал несколько спотыкающихся шагов — и наконец окончательно рухнул мордой в вереск. Несколько клочьев тумана поднялось и рассеялось в воздухе.

Все живые существа на склоне разом пришли в движение. Зайцы сломя голову бросились врассыпную, только белые хвостики засверкали. На бегу зайцы подсвистывали и скрипели зубами. Каждый хотел поскорее попасть в свою нору, но бежали они куда глаза глядят, загораживая друг другу дорогу. Нашлось несколько хитрецов, которые спрятались в первые попавшиеся норы. Наконец все добрались домой, и законные хозяева выгнали пришельцев.

Кувырок перескочил через Торопыжку, скользнул, как на лыжах, мимо другого зайца и опрометью кинулся по дуге через вереск. Он нашел свою нору, зажатую между двух больших камней. Говоря по правде, это была просто щель, открытая с обоих концов, и там еле-еле хватало места укрыться. Он сжался изо всех сил, пытаясь стать поменьше. Как только его сердце, переполненное страхом, не разорвалось!

В воздухе стоял отвратительный запах теплой крови и еще какой-то, густой и страшный. Прижатые к голове уши Кувырка насторожились — через вереск грубо ломились люди. Они переговаривались между собой резкими торжествующими голосами.

В нору вполз жук-щелкун, но Кувырок не обратил на него внимания. Он внимательно слушал, пытаясь понять по звукам, издаваемым людьми, останутся ли они здесь или уйдут дальше. Олешек был мертв. Кувырок понимал это, но не знал, удовольствуются ли люди одной смертью.

Жук скоро уполз.

Все обитатели горной долины были согласны в одном — тем, кто живет за ее крутыми скалистыми стенами, завидовать не приходится. Этот живописный уголок, поросший вереском, горечавкой, альпийским маком и пурпурной камнеломкой, был их родным домом, единственным близким сердцу местом. Выше всех жили ржанки. На всех остальных они глядели свысока, но свою долину считали пупом земли. Куропатки твердо знали, что созданы для жизни в этих местах, ведь даже окраска их перьев повторяла цвета здешних камней. Горностаи и дикие кошки тоже были довольны — дичи хватало. Зайцы предпочли бы, конечно, долину без хищников, но при условии, что в остальном она будет точь-в-точь такой же, как эта, знакомая и любимая до последнего ручейка, каменистого выступа, валуна, чахлой сосны, до последней тесной норки.

Никто не знал, конечно, что думает о долине, отражающейся в его золотых глазах, самый страшный ее обитатель — горный орел. С этим царственным хищником, ежедневно облетающим долину, нагоняя на всех ужас своей скользящей тенью, можно было пообщаться только во время его трапезы — но те, кому довелось разделить его общество в эти минуты, уже ничего никому не могли рассказать. Остальные звери могли только догадываться, что и орел, до тех пор пока его клюв остается могучим, а страшные когти острыми, не станет спорить с теми, кто восхищается его домом.