Танцующий феникс: тайны внутренних школ ушу - [5]

Новый этап в изучении боевых искусств начался тогда, когда к этой теме обратились профессиональные востоковеды. И если первоначально с проблематикой ушу некоторые из них были знакомы поверхностно, то это компенсировалось отличным знанием культуры страны.

По-настоящему серьезных трудов по истории и практике боевых искусств до сихпор издано немного, что объясняется в основном недостаточной изученностью китайских источников. Японским боевым искусствам «повезло» больше. В частности, английский японовед С. Тернбол на основе кропотливых исследований древних хроник воссоздал реальный образ жизни и боевой практики ниндзя, показав, что, в основном, они представляли собой не «тайных убийц», а специальные подразделения лазутчиков, использовавшихся при осаде и штурме крепостей. В нашей стране изданы оригинальные исследования японистов А.В. Спеваковского и Л.Д. Гришелевой по истории, методам воинской подготовки и культуре самурайства [19, 80].

Показательно, что, написанные живым языком, эти работы не получили массового распространения среди поклонников боевых искусств. Вероятно, из-за того, что развенчивают многие расхожие мифы о «благородных самураях» и «смертоносных ниндзя». Стоит заметить, что миф имеет и коммерческую ценность, повышая спрос на каратэ, ушу или айкидо.

Специализированное изучение ушу в нашей стране началось довольно поздно, лишь в начале 80-х годов. На протяжении сравнительно долгого времени такие исследования носили эпизодический характер, хотя постепенно были выработаны ясно очерченные, в основном, культурологические подходы к ушу. В разной степени вклад в разработку этой проблемы внесли Н.В. Абаев, А.А. Долин, В.В. Малявин, А.Г. Юркевич, Е.А. Торчинов, труды которых позволили привлечь именно научный интерес к теории ушу и цигун.

Первые исследования такого рода принадлежат Н.В. Абаеву. Они в свое время имели новаторский характер и, безусловно, открыли новую тему в отечественной науке [1,3,4]. Однако многие работы изобиловали общими рассуждениями, на ушу переносились философские стереотипы каратэ, приводилась весьма спорная и неаргументированная классификация стилей и школ. Ряд трудов основывался на неподтверженных сведениях, факты подменялись апокрифами, легендами и даже слухами.

Так, в работах Н.В. Абаева, А.А. Долина, Г.В. Попова использованы лишь западные публикации, не имеющие научного характера, при этом китайские источники остались в стороне. Версии развития ушу брались целиком из работ Р. Хаберзетцера. [22,23]. История ушу излагалась, с одной стороны, крайне отрывочно, без упоминания ряда действительно ключевых фигур китайских боевых искусств, с другой — изложение изобиловало большим количеством фактических ошибок.

И всё же живой язык таких работ, искренняя попытка авторов разобраться в истории ушу, привлекла немалое внимание публики, и эти книги стали настоящими бестселлерами.

Постепенно в литературе возник и другой «полюс» подхода к этой проблеме — появились сложные концептуальные работы, в большинстве своем основанные на изучении китайских первоисточников.

Наиболее интересными оказались исследования тех авторов, которые использовали для разработки темы китайскую современную литературу, а также источники (в основном — ХХ вв.). В них отмечалась тесная связь ушу с этноспецификой китайского общества и особым типом китайского сознания. Эти темы были подняты в работах В.В. Малявина и А.Г. Юркевича. В частности, А.Г. Юркевич, одним из первых в отечественной литературе, дал анализ форм и методов воздействия цигун, указал этапы его формирования, раскрыл связь цигун с оккультными даосскими течениями [97]. С изучением методов психопрактики, характерных для ушу, тесно смыкаются работы известного китаеведа Е.А. Торчинова, посвященные средневековому даосизму [86,87,92].

Стоит отметить известного востоковеда В.В. Малявина, в которых осмысляется суть традиции внутренних стилей ушу [45,46]. По существу, именно его публикации положили начало серьезному изучению истоков «внутреннего направления» ушу, под которым обычно подразумеваются тайцзицюань, синъицюань, багуачжан. Но при всех несомненных достоинствах мировоззренческие установки этих работ заслоняются общими построениями, уводя реальные идеалы ушу в область философско-метафизических формул. Между тем философская теория всегда была вторичной по отношению к миропереживанию, присущему народной культуре, и именно народная культура по-настоящему породила ушу как социально-культурное явление.

Как видим, несмотря на обилие трудов по боевым искусствам, их историческое изучение только начинается, формируются подходы и концепции. «Наука определяется не количеством фактов, но методом», — наставлял своих учеников академик В.М. Алексеев, рассказывая о методах изучения Китая. Сегодня мы даже не всегда располагаем достаточным количеством фактов, чтобы связать воедино всю разнообразную картину боевых искусств Восточной Азии, а поэтому настоящее изучение этого явления, далекое от спекуляций и выдумок, только начинается.

Следы в древних трудах

Почему-то принято считать, что достоверных сведений о ре альной истории китайского ушу почти не сохранилось. Именно эта мысль и порождает немало смелых спекуляций в литературе. Однако исторических свидельств о традиционной боевой практике в Китае осталось немало. Во-первых, устное предание, в частности многочисленные рассказы о реальных мастерах и полумифических персонажах, о необычайных подвигах бойцов. Сюда же относится и большинство версий о происхождении тех или иных стилей. Следует учитывать, что в сугубо историческом плане устная традиция — источник крайне ненадежный, чаще всего факты и даты, упоминающиеся в таких историях, не находят подтверждения. По своей сути устная традиция мифологична, а не исторична. И именно с этой стороны она особенно интересна, так как отражает не факт, а отношение к нему, показывает внутреннее осмысление традиции боевых искусств ее носителями. Скажем, если создание шаолиньского ушу приписывается полулегендарному основателю учения чань-буддизма Бодхидхарме, то на ушу переходит и святость этой личности. Если японские самураи связывали происхождение воинского мастерства с солнечной богиней Аматерасу или полулегендарным основателем японской нации Ямато-но такэру, то за этим стоят представления об исключительно божественном истоке воинской практики вообще. Таким образом, устные предания школ боевых искусств не столько рассказывают нам о реальных событиях, сколько позволяют выделить комплекс верований и отношений, связанных с тем или иным направлением.