Танцующий феникс: тайны внутренних школ ушу - [20]

Образ учителя, традиционный для Китая, европейцу может показаться парадоксальным. Это — не прекрасно сложенный атлет, не мыслитель, говорящий четкими и меткими афоризмами, что предусматривается канонами греко-римской красоты и мудрости. Это и не силач, внушающий ужас и поклонение своими подвигами. Внешний облик легендарных мастеров — Бодхидхармы, Чжан Саньфэна зачастую просто безобразен. У одного огромные уши, нечесаные волосы до земли, другой — хром и отвратителен на вид, третий — груб и невыдержан.

Разумеется, не стоит считать, что каждый учитель ушу именно таков. Речь идет об образе, о метафоре, о собирательном персонаже легенд. И этот образ учителя — уродливого и насмешливого — несомненно, создание народной культуры, реакция на вычурность и подчеркнутое благородство чиновников—конфуцианцев, на их самовозвеличивание. Народная культура отреагировала на элитарную культуру созданием некого «антисоциального» образа учителя, поклоняясь ему не меньше, чем богам и духам. В деревенских школах ушу до сих пор рядом с изображениями духов очага устанавливается посвященный мастеру школы алтарь, на котором регулярно возжигаются благовония перед табличкой с именем мастера. Поклоняются даже не столько ему, сколько тому, что он воплощает, равно как культ предков в Китае есть символ служения всей «высокой древности» и миру духов.

Мастер-учитель в китайской традиции противоположен обыденному порядку вещей, он «не таков», он обратен привычности. Что и выражается в подчеркнутом юродстве легендарных мастеров. Они должны быть противоположны не только канону красоты, но и обучения. Предания рассказывают, как учит наставник ушу — не по писаным наставлениям и не объяснениями, но парадоксами (такую парадоксальность мы встречаем в чань-буддизме), даже странными выходками: то непоколебимым молчанием, то пронзительным криком. Он заставляет ученика то рубить дрова вместо изучения ударов, то часами наблюдать за падающими каплями воды. Поведение мастера ушу сближалось с природной естественностью, спонтанностью действия «вне мысли».

Такая типизация — отнюдь не насильственное обезличивание. Она лишь подтверждает то, что наставник действительно принадлежит традиции.

Вечный учитель

Для китайской традиции учитель-шифу выступает в двух ипостасях. Его явленная сущность — смертный человек с конкретным именем и обликом, обучающий тому, чему научил его учитель. В то же время, по преданию, одни учились у бессмертных небожителей-сяней (Дун Хайчуань), другие обрели свои знания во сне, когда им явилось божество (Чжан Саньфэн), третьи обучались у животных, наблюдая за их повадками (создатель стиля богомола Ван Лан). Так или иначе свою мудрость они черпали от «естественности Дао», а соответственно, и сами уходили корнями в Прежденебесное начало. Поэтому в своей второй ипостаси он — вечный Абсолютный Учитель, который ниоткуда не берется и никуда не уходит.

Благодаря единству этих двух ипостасей учитель может целостно передать то, что идет искони, от первоучителей. Таким образом, шифу становится ретранслятором истины древнего Учения.

Наставник ушу ценится не столько за боевое мастерство, сколько за умение передать традицию в целостном виде. Шаолиньский наставник Дэцянь ведет занятия в Военном училище Шаолиньского ушу в г. Дэнфэн, продолжая традицию связи армейского и монашеского ушу, заложенную еще в ХIII в.

Одной из характерных черт учителей ушу является их ненавязчивость, шифу никогда не проповедует среди непосвященных, не «зазывает» к себе в школу. «Дао дэ цзин» очень точно сравнивает осторожность мастера по отношению к жизни с «человеком, переходящим реку по льду зимой». Большинство современных учителей Китая ведут скромный образ жизни, их школы невелики — не больше десятка человек, хотя наставления могут получать от них сотни последователей. Для многих подчеркивание своей скромности, непритязательности уже превратилось в особый стиль жизни. Разумеется, современный мир меняет и сознание традиционных учителей: даже в отдаленных деревнях открываются коммерческие группы, выдаются «дипломы», хотя доход от такого преподавания невелик, средства в основном уходят на поддержание жилища мастера. Авторитет учителя по-прежнему велик. Чтобы просто пообщаться с некоторыми шифу, люди приезжают из других провинций, приводят детей, дабы те, как и в древности, могли бы «дотронуться до рукава халата мастера». Как видно, идеальный образ шифу в сознании современных китайцев сохраняется, хотя нравы и характеры современных наставников заметно трансформировались.

Сами наставники в разговорах нередко ассоциируют себя с «образчиками» древности, например, с благородным конфуцианским мужем (цзюньцзы), с махасатвами (буддийским учителями, кит. фаши). При этом учителей могут уважительно именовать «даши» — «великий учитель», что, вероятно, пришло из буддийского лексикона.

А что должен знать сам учитель? Кажется он должен обучаться многому и в общем-то быть универсален во всех областях жизни. Но вот Конфуций дает совсем иное направление нашим мыслям: «Благородный муж говорит: „Великий человек не обязан быть умелым в каком-то деле. Великий характер не должен быть искушен в какой-то службе. Великая честь не обязательно заставляет людей хранить свое слово. Великое уважение ко времени не делает человека пунктуальным“. Знать эти четыре вещи — это значит знать истинный смысл вещей в жизни» [174].