Танцующая танец цветущей черешни - [41]

Кто же это так прославляет его? Где это? Древний Египет, Греция, Рим…, а может Индия, Япония, языческая Русь? Не знаю, наверное это было у всех древних народов…

Где-то его ставили на алтарь, где-то его обожествляли, как часть бога. Кто-то устраивал ритуальные празднования и совокупления. Кто-то увековечивал его изображая на стенах, кто-то рисовал его на гербах, в орнаментах, украшал ими одежду, жилье.

Кельты, германцы, японцы, индусы, славяне…

Кто-то создавал для них пьедестал, кто-то алтарь. Кто-то водружал рядом изображения людей, кто-то животных. Кто-то ставил иконы, а кто-то наоборот убирал их, чтобы не нарушать связь с Абсолютом. Кто-то зажигал свечи, курил благовония, а кто-то разжигал огонь и приносил подношения своим богам…

Кельтские менгиры, индийские лингамы, шаманские, тотемные, языческие столбы, восточные минареты, колокольни, колонны, стелы, посохи, жезлы, скипетры — куда ни посмотришь, сплошь и рядом, кругом фаллические символы…

А тут я со своей колбасой из дяди Колиного магазина.

Он тогда с нескрываемым удовольствием следил за моей реакцией. И иногда спрашивал:

— Ну, как? Ну как, тебе нравится?

— Да, — сказала я тогда ему и получила в подарок восемь видов колбасы.

— Дома попробуешь, потом расскажешь, какая из них понравилась больше — сказал дядя Коля, протягивая мне пакет, набитый колбасой.

Размышления и воспоминания вдруг куда-то заторопились и уступили место мыслям о колбасе. О той, самой вкусной из дяди Колиного магазина, под номером семь. Твердая, темная с небольшими кусочками сала…

Она не помнила, как называлась эта колбаса. В памяти остались только ее порядковый номер, вкус и внешний вид. Наверное, она просто проголодалась…

Амелия взяла со столика бутылку с водой и, сделав несколько глотков, попыталась не думать о еде. Но чувство голода не унималось. Его не получилось обмануть водой. Навязчивые мысли о колбасе кружились в ее голове и дразнились. Поскольку колбасы с собой у нее не было, она достала из сумки орехи и курагу и начала есть их, рассматривая бегущие за окном поля.

Почему то вспомнилась кукушка из моего детства. Она сидела в больших настенных часах, и все время отсчитывала минуты, мгновения, секунды до моего следующего прозрения. Пространство и время словно замирали, а я слушала и становилась частью этого звука, который эхом отдавался в моей голове: ку-ку, ку-ку, ку-ку.

Небо вторит земле. Земля — воде, вода — огню, огонь — деревьям, окружающему лесу. Все это куда-то убегает в пространство и возвращается новыми размышлениями…

А в это же самое время вагон медленно наполнялся разными звуками. Пассажиры просыпались, начинали свои приготовления к прибытию на станцию назначения. Толстая мамаша напротив тоже проснулась и стала приводить себя в какой-то более приглядный, по ее мнению, вид. Потом разбудила своих детей. Я с удивлением заметила, что любуюсь этими милыми детскими заспанными личиками…

А вагон уже совсем ожил. Двери хлопали, ноги топали, кто-то прокашливался, кто-то куда-то шёл, кто-то откуда-то возвращался. Слышались голоса, звон ложек, мешающих сахар в чае, шуршание бумажек и пакетов с едой. Люди завтракали, собирали постели, складывали свои вещи, прихорашивались. Все готовились к завершению этого совместного пути в вагоне поезда, подъезжающего к Парижу.

Амелия отвлеклась от своих мыслей и присоединилась к этому приятному процессу, охватившему всех пассажиров поезда. В нем соединилось и проявлялось два противоположных состояния: завершение пребывания в поезде и начало пребывания в Париже. Такая себе демонстрация единства противоположностей — завершения и начала, как частей чего-то одного целого…

Париж

Париж. Кто-то приезжает сюда впервые, возможно давно мечтая его увидеть. Кто-то просто снова приехал в Париж. Для кого-то это конечная станция назначения, кто-то, как я, поедет дальше. Может в Испанию, Италию, Швейцарию, в какие-то другие стороны старушки Европы. Кто-то пересядет на поезд, кто-то на автобус, кто-то дальше будет лететь на самолете, кто-то арендует машину. В нашем совместном пути наступила та точка, в которой закончилось состояние «вместе» и началось «каждый сам по себе»…

Вот и эта точка. Наш поезд остановился. За окном — Восточный вокзал Парижа. Теперь мы как муравьи, располземся кто куда, со своими чемоданами и сумками.

Взяв свои вещи, я мельком глянула в зеркало, висевшее на двери купе, улыбнулась своему отражению и вышла в коридор. Сказав «оревуар» проводнику, я ступила на перрон старинного французского вокзала. Я шла, тихий стук моих невысоких каблуков терялся в гуле колесиков моего чемодана. Надо же, — подумала я, такой маленький и такой шумный. Точно как ребенок…

Хорошо бы выпить сейчас чашечку горячего парижского кофе, а еще лучше пообедать, — думала я, проходя через красивое старинное здание вокзала.

Через прозрачную крышу лился солнечный свет, словно выстилая солнечную ковровую дорожку под мои ноги. Большая розетка над центральным входом казалась огромной камерой, снимающей мое прибытие в новую жизнь. Надо немного поторопиться, времени до поезда на Барселону не так уж много.