Танцующая с лошадьми - [7]

Наташа прикрыла глаза. Если бы она могла спать в поездах. Зазвонил мобильный. Она подняла веки, порылась в сумочке и нащупала телефон между косметичкой и бумажником. Пришла эсэмэска.

Местные власти в деле Уотсона сдались. Идти в суд в 9:00 не надо. Бен.

В последние четыре года Наташа была единственным адвокатом-солиситором в фирме «Дэвисон и Бриско», гибридом солиситора и барристера, что оказалось полезным, когда это касалось ее специализации – представление в суде детей. Рядом с женщиной, с которой дети провели не один час в кабинете, они не так нервничали в суде. Наташе, со своей стороны, нравилось налаживать отношения с клиентами и поддерживать состязательный дух в работе.

Спасибо. Буду в офисе через полчаса, вздохнув с облегчением, написала она. Потом выругалась про себя: зря пропустила завтрак.

Она уже собиралась убрать телефон, когда он зазвонил снова. Это оказался Бен, ее стажер.

– Просто хотел вам напомнить, что мы перенесли встречу с пакистанской девочкой на десять тридцать.

– С той, чьи родители спорят по поводу опеки?

Женщина рядом многозначительно кашлянула. Наташа подняла голову и заметила на стекле надпись: «Мобильные телефоны запрещены». Она опустила голову и стала лихорадочно перелистывать страницы своего ежедневника.

– В два у нас также встреча с родителями по делу о похищении ребенка, – прошептала она. – Можешь подготовить документы?

– Уже подготовил. А еще у меня есть круассаны, – прибавил Бен. – Уверен, вы ничего еще не ели.

Для нее это обычное дело. Она подозревала, что, если бы в «Дэвисон и Бриско» отказались от стажеров, она могла бы умереть голодной смертью.

– С миндалем. Как вы любите.

– Бен, подобострастие тебе не поможет.

Наташа закрыла телефон, а потом сумочку. Она доставала из портфеля документы по делу девочки, когда снова раздался звонок. Вокруг недовольно заворчали. Она извинилась, не глядя никому в глаза:

– Наташа Макколи.

– Это Линда. Только что звонил Майкл Харрингтон. Он согласился выступить вместе с тобой в деле о разводе Перси.

– Отлично!

Этот развод предполагал крупные денежные суммы и запутанные условия опекунства. Ей был нужен опытный барристер, который бы взял на себя финансовые вопросы.

– Он хочет обсудить с тобой кое-что сегодня во второй половине дня. Ты свободна в два?

– Да, подходит. – Наташа вспомнила, что убрала ежедневник в портфель. – Ой, постой, что-то у меня на это время назначено.

Женщина похлопала ее по плечу. Наташа прикрыла микрофон рукой.

– Две секунды, – сказала она более резко, чем намеревалась. – Я знаю, что в этом вагоне запрещено пользоваться мобильным телефоном. Простите, но мне необходимо закончить разговор.

Она прижала телефон плечом к уху и попыталась отыскать ежедневник. Раздраженно обернулась, когда женщина снова похлопала ее по плечу.

– Я же сказала, всего….

– Вы пролили кофе на мой жакет.

Наташа посмотрела вниз и увидела, что ее стаканчик угрожающе навис над кромкой кремового жакета.

– Простите. – Она убрала стаканчик. – Линда, можно поменять расписание на сегодня? Мне необходим перерыв.

– Ба!

Когда она захлопывала телефон, кудахтанье секретарши стояло у нее в ушах. Она вычеркнула появление в суде, добавила встречу и уже собиралась убрать ежедневник назад в портфель, когда ее внимание привлек газетный заголовок.

Она подалась вперед, пытаясь удостовериться, что правильно прочитала имя в первом абзаце. Она нагнулась так близко, что мужчина, читающий газету, опустил ее и недовольно нахмурился.

– Можно мне вашу газету на минуту?

Просьба прозвучала столь неожиданно, что он не смог отказать. Она взяла газету в руки, перегнула страницу и прочитала статью дважды. Потом вернула издание владельцу и тихо сказала:

– Спасибо.

Подросток, сидящий рядом, ухмыльнулся. Он не мог поверить, что люди способны вот так нарушить общепринятые правила.

Сара дважды разрезала сэндвичи по диагонали и аккуратно завернула четвертинки в пергаментную бумагу. Один сверток положила в холодильник, второй – в свою сумку, вместе с двумя яблоками. Протерла столешницу влажной тряпкой и осмотрела маленькую кухню на предмет наличия крошек, потом выключила радио. Папá терпеть не мог крошек.

Где-то внизу тележка молочника просигналила, что уезжает со двора. Однажды его тележку угнали, пока он был на пятом этаже, и с тех пор он больше не разносил молоко по этажам. Бутылки для пожилых дам он по-прежнему оставлял под навесом дома напротив, прочим приходилось ходить в супермаркет и везти литровые бутыли в переполненных автобусах или тащить в тяжеленных хозяйственных сумках. Если Сара успевала вовремя спуститься, он разрешал ей купить молоко. Как правило, ей это удавалось.

Она посмотрела на часы, проверила бумажный фильтр: вся ли темно-коричневая жидкость просочилась. Каждую неделю она говорила Папá, что настоящий кофе стоит намного дороже, чем растворимый. Он пожимал плечами и отвечал, что есть вещи, на которых не стоит экономить. Она обтерла тряпкой дно кружки и по узкому коридору прошла в его комнату.

– Папá? – Она давно перестала звать его дедушкой.

Сара открыла дверь плечом. Маленькую комнату заливал утренний солнечный свет, и можно было представить, что за окном нечто красивое, пляж или сад. На самом деле за окном был выцветший жилой массив постройки 1960-х в Восточном Лондоне. Напротив кровати – полированное бюро. Щетки для волос и одежды аккуратно разложены под фотографией Нанá. После ее смерти он поставил односпальную кровать. Так просторнее, сказал он. Она знала, что ему было невыносимо одиноко на широкой кровати без ее бабушки.