Танцоры на Краю Времени - [50]

— Подними баулы, Джерри, — приказал он.

Джерек, весьма озадаченный, нагнулся и поднял два тяжелых баула. Бой широко раскрытыми глазами смотрел за сценой из-за пальмы в кадке.

Вайн ринулся к двери, но Джерек заметил, что кэбмен слез с коляски и побежал по улице, размахивая руками. Затем он услышал звук свистка.

— На улицу, — произнес Нюхальщик ледяным голосом.

Джерек прошел через дверь на улицу под дождь.

— В кэб, быстро! — сказал Нюхальщик. — Теперь он махал предметом черного цвета с серебром на кэбмена и другого мужчину, одетого в темно-голубой костюм и шляпу без полей с круглым значком, которые бежали по улице к ним.

— Назад, или я стреляю!

Джереку все происходящее показалось крайне интересным. Он не имел понятия, что происходит, но радовался драме, предвкушая, как будет рассказывать миссис Амелии Ундервуд через несколько часов, что произошло с ним. Он удивился, почему Нюхальщик Вайн забрался на верх коляски и хлестнул кнутом лошадь.

Кэб рванулся по улице.

Джерек услышал еще один громкий хлопок, а затем коляска повернула за угол и помчалась подругой улице, заполненной множеством людей, одетых, в основном, в серые пальто и кепки. Люди оборачивались, глядя вслед кэбу, проносящемуся мимо. Джерек весело махал рукой некоторым из них.

Полный ликования в предчувствии скорого прибытия в Бромли, Джерек запел, качаясь из стороны в сторону в мчащемся кэбе — «Иисус освещает нас ясным чистым светом».

Вскоре они достигли Кухни Джонса, бросив кэб за добрую милю до нее. Джерек нес баулы и порядком устал, когда они, наконец, добрались до своего убежища. Он очень удивился, почему манеры Нюхальщика значительно изменились. Тот продолжал рычать на него и говорить вещи вроде:

— Ты определенно превратил счастье в беду. Надеюсь, Бог не даст умереть этому парню. Если он умрет, в этом будет столько же твоей вины, как и моей.

— Умрет? — наивно спросил Джерек. Но почему его нельзя воскресить? Или слишком рано?

— Заткнись, — рявкнул Нюхальщик — Ладно, раз уж я связался с тобой придется терпеть. Если я тебя брошу, ты разболтаешь все в две минуты. Поэтому возьму тебя с собой, — он громко засмеялся. — Не забывай, что ты только подмастерье.

— Вы сказали, что доставите меня в Бромли, — напомнил ему мягко Джерек, когда они поднялись по ступенькам Кухни Джонса.

— Бромли? — фыркнул Нюхальщик Вайн. — Ха! Тебе крупно повезет, парень, если ты не окажешься в аду!

* * *

В течении нескольких дней Джерек осознал всю тяжесть страдания. У него начала расти борода, и кожа в этом месте ужасно чесалась. Его одолевали крошечные насекомые трех или четырех различных разновидностей, кусающие все его тело. Одежду, которую Нюхальщик первоначально ему дал, он сам же и отобрал, и Джерек был прикрыт какими-то лохмотьями. Нюхальщик иногда покидал их комнату и спускался этажом ниже. Оттуда он всегда возвращался с мрачным лицом, пропахший той самой жидкостью, которую предлагала Джереку женщина первой ночью на Кухне Джонса. Нюхальщик не позволял Джереку спускаться вниз, чтобы погреться у огня, поэтому Карнелиан скоро узнал, что такое холод, а вслед за этим открытием понял природу голода и жажды. Сначала он смаковал новые ощущения, но постепенно они начали угнетать. И, в конце концов, он обнаружил, что больше неспособен откликаться на новизну происходящего. Медленно он познавал, что такое страх. Нюхальщик учил его этому, отпуская порой оплеуху и бормоча при этом непонятные угрозы. Сама мысль о защите была чужда Джереку, и все те люди, которые были так дружелюбны, когда он пришел в первый раз, теперь или не обращали на него внимания, или огрызались, когда он высовывался из комнаты. Джерек похудел и стал грязным. Он потерял вкус к жизни и стал забывать Бромли и миссис Ундервуд. Другая жизнь, за пределами этой тесной и забитой сундуками каморки над Кухней Джонса, казалась ему невозможной.

Однажды утром внизу началась большая суматоха. Нюхальщик еще храпел на постели, а Джерек дремал на своем обычном месте под столом. Хотя он проснулся первым, его чувства были настолько притуплены голодом, усталостью и страданиями, что он никак не отреагировал на шум: удары, вопли, звуки столкновения. Вдруг Нюхальщик пошевелился и открыл глаза.

— Что это? — спросил он хрипло. — Ах, если бы только этот чертов швейцар не подвернулся под руку. Столько добра, и нельзя трогать, потому что этот парень может отдать Богу душу, — он скинул ноги с постели и по привычке пнул Джерека. — Господи, как жаль, что проклятый кэбмен не убил тебя той проклятой ночью, недоумок.

В этом состоял почти неизменный ритуал его пробуждения. Но сегодня он склонил голову, осознавая, что внизу что-то происходит, засунув руку под подушку, вытащил пистолет и подошел к двери. Осторожно приоткрыв ее, он начал прислушиваться.

Громкие голоса мужчин.

Проклятья. Выкрикивание угроз.

Женский визг.

Плач ребенка.

Нюхальщик Вайн, выглядевший чуть здоровей, чем Джерек, двинулся вдоль коридора. Джерек встал и наблюдал за ним из дверного прохода. Он увидел, как Нюхальщик достиг галереи, и в этот момент два человека в голубой одежде, которую он уже видел на мужчине, когда они покидали отель, кинулись на его мучителя с двух сторон, словно поджидали его.