Танах и мировая поэзия. Песнь Песней и русский имажинизм - [19]

Шрифт
Интервал


Как расскажу?.. Вот сумрак мирно
Благословляет нас. В саду ль
Я веткой робкого жасмина
К твоей ладони припаду?
Но ты смиренно понеси
Слова, как мирру, пред собой:
«Кулох ёфо, рааёси,
Умум эйн бох!»
[387]

В оригинале процитированный Ройзманом стих (Песн 4:7) звучит следующим образом: Кушах йафа райати умум эйн бах («Вся прекрасна ты, подруга моя, и нет в тебе изъяна»; ср. перевод И. М. Дьяконова: «Вся ты, милая, прекрасна, и нет в тебе изъяна»[60]).


Это не просто излияние чувств, но тоска по духовной прародине, по далекой родине, по Земле Обетованной:


А мне — ночной сонный воздух
И фиолетовый затон,
Где расцветут снова звезды
Смоковницею золотой.
И тишина. Но такая,
Что ангел смерти задышал,
И белый вздох — лепестками
Рассыпается в камышах.
Но широко, по уклонам,
Где серой пахли мятежи,
Под пурпуром балкона
Тоска библейская лежит.
И только здесь слышу зовы
Земли скорбящей. Это сын
Мать приласкал скорбным взором,
И солена слеза росы!
О брат! душа грустно смолкла
И, как смоковница, в плодах!
О брат, сорви эти смоквы,
Которые тебе создал!
[387–388]

Образ возлюбленной неизменно сливается в сознании поэта с героиней Песни Песней, а прекрасная Суламифь становится символом еврейского народа, красоты его души, неугасимости его духа, как в стихотворении «Уже по Саронской долине…» (август 1923). Здесь уже сама упомянутая в первой строке Саронская долина вводит топику Песни Песней, и этот ряд продолжен «газелями», «росными розами», глазами как «пара печальных голубок» (ср.: «…Твои очи — голубицы»; «Твои очи под фатою — голубицы…» — Песнь 1:15; 4:1)[61]:


Уже по Саронской долине
Газели скользят наугад,
И росные розы пролили
Душистую кровь на луга.
И ты у горбатого дуба
Идешь по тропинке назад, —
И пара печальных голубок —
Твои голубые глаза.
И вновь кипарисы привстанут
Рядами зеленых свечей,
Едва ты приблизишься к стану,
Качая кувшин на плече.
Такой зарисовывал в детстве
На дне беспокойной души,
Такой суждено и зардеться,
Чтоб жизнь не могла потушить.
А ты, иудейка Сарона,
Быть может, не слышишь одна,
Что плещется радуга громко
Цветным журавлем у окна.
[392–393]

Чем дальше, тем больше М. Ройзман расставался с иллюзиями по поводу того, что в постреволюционной России может быть сохранен милый его сердцу традиционный уклад еврейской жизни, что вообще может уцелеть еврейская культура. Он все более отчетливо понимал, что она уходит в прошлое вместе с поколением родителей. Эта ностальгия по уходящему пронизывает цикл «Суббота», особенно стихотворение «Я помню на окнах моих…» с посвящением: «Моей матери». Здесь особенно замечательна имажинистская наглядность, конкретность, живописность, почти физически ощутимая фактурность образов. Стихотворение построено на контрасте ликующих ярких красок, кажущихся невозможными в северном снежном ландшафте, и все более подступающего холода смерти:


Я помню на окнах моих
Семь веток серебряной пальмы,
И северный ветер затих,
Играя на лютне хрустальной.
И лишь постучится в дома,
Как шамэс[62], хромающий вечер,
Затеплит любимая мать
Субботние тонкие свечи.
И каждой жемчужной серьгой
И бисером платья сверкая,
Как душу ребенка, огонь
Любовно обводит руками.
И помню: поставит на стол
Венком бирюзовым бокалы,
И рыбу в шафране густом,
И рядом румяные халы,
И чашу пушистых маслин,
Гранатов упругих и крупных,
И круглый граненый графин
С вином, распускающим пурпур.
И помню: натоплена печь,
И мать поглядит, как стынут
Глаза золотистые свеч
За окнами в снежной пустыне,
И, кутаясь в старый платок,
Отца поджидает спокойно,
Пока дребезжащий звонок
Внезапно не вздрогнет спросонок.
Ах, помню, всё помню теперь,
Встречая серебряный вечер;
Но кто же, о сердце, тебе
Затеплит веселые свечи?
Быть может, до выноса в гроб
Меня под свечами положат,
И свечи уронят на лоб
Горячие белые слезы…
[393–394]

С одной стороны, поэт ощущает как некую милость судьбы то, что он родился в славянском пространстве и пишет по-русски, с другой — ему все больше хочется запеть на языке отцов. Он ощущает все большую тоску по стране отцов, откуда родом его душа — «белая голубка», в то время как тело родилось здесь, в славянском городе (так повторяется с вариациями знаменитая ситуация, заданная Йегудой га-Леви: «Я на Западе, а сердце — на Востоке без остатка…»):


О, мне, быть может, и отрадно
Запеть на языке отцов?
О том, что яхонт винограда
Так ароматен и пунцов,
Что так пленительны олени
С Ермонской голубой горы,
Так четки притчи и веленья
И так торжественны пиры,
Так целомудренны законы
И первородные грехи,
Так любят посох Аарона
Воинственные пастухи.
И, может быть, в том чья-то милость,
Что тело смуглое мое
В славянском городе родилось
И песни Севера поет.
Душа же — белая голубка
Из девственной страны отцов —
Грустит о винограде хрупком,
Чей яхонт сладок и пунцов.
[395]

И голубка, и виноград отсылают к топике Песни Песней, но она все более меркнет в поэзии Ройзмана, как угасает сама поэзия. Уходит смысл бытия, все более очевидными становятся ложь, царящая вокруг, и самообман. Главной своей ошибкой поэт считает то, что поверил в возможность существования чудного Сада в метелях севера, что слишком доверился языческому миру, обернувшемуся насилием, кровью и ложью:


Еще от автора Галина Вениаминовна Синило
Библия и мировая культура

Учебное пособие посвящено Библии — одному из важнейших прецедентных текстов (метатекстов) европейской и — шире — иудеохристианской культуры, а также ее воздействию на последующую культуру в целом и ее репрезентации в религиозной и художественной культуре. Библия рассматривается как главный итог развития древнееврейской культуры, в единстве Ветхого Завета (Еврейской Библии, или Танаха) и собственно христианской части Священного Писания — Нового Завета. Анализируются религиозно-философская проблематика, эстетика и поэтика библейских книг, рецепция библейских сюжетов, образов, мотивов в мировой литературе и искусстве. Предназначено для студентов учреждений высшего образования, обучающихся по культурологическим и филологическим специальностям.


История немецкой литературы XVIII века

Учебное пособие посвящено истории немецкой литературы XVIII века в контексте европейской культуры и литературы. Преимущественное внимание уделяется немецкому Просвещению, его философским, эстетическим, литературным поискам, его наиболее репрезентативным фигурам. Материал изложен в ракурсе жанрово-стилевой динамики немецкой литературы не только в соответствии с хронологическим принципом, но и с логикой развития основных родов литературы. По-новому, с учетом последних научных данных, представлены основные художественные направления XVIII века (просветительский классицизм, рококо, сентиментализм) и их преломление в немецкой литературе этой эпохи.Предназначено для студентов учреждений высшего образования, обучающихся по специальностям «Культурология» и «Романо-германская филология».


История мировой литературы. Древний Ближний Восток

Учебное пособие посвящено истокам мировой литературы – древнейшим литературам Ближнего Востока, начавшим свой путь в 4–3-м тыс. до н. э. и развивавшимся вплоть до первых веков новой эры. Отдельные очерки посвящены египетской, шумерской, аккадской (вавилонской и ассирийской), хетто-хурритской и ханаанейско-финикийской литературам, которые рассматриваются в широком историко-культурном контексте, во взаимосвязях друг с другом и с двумя древними культурами, в наибольшей степени повлиявшими на европейскую культуру и литературу, – с древнегреческой и древнееврейской.Адресуется студентам-культурологам и филологам, а также всем, кто интересуется культурой Древности – литературой, религией, философией, историей.


Рекомендуем почитать
Племянница словаря. Писатели о писательстве

Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.


Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.


Загадки русского Заполярья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.