Там помнят о нас - [26]

Сейчас, спустя более сорока лет, трудно установить, кто был виноват в том, что мы не приняли тогда самолет с грузом, который так ждали. Или наши ребята плохо соорудили костры на небольшом болотном острове, выбранном нами в целях безопасности на случай нападения карателей, или летчики не сумели увидеть наши сигналы. Тем не менее мы очень переживали и чувствовали себя виновными.

С 5 мая Галушкин с пятью бойцами еженочно дежурили на «аэродроме», постоянно поддерживая замаскированный огонь в сигнальных кострах. Однако самолета не было. А с утра 7 мая погода резко изменилась: пошел снег с дождем, похолодало. Плохой погоде, от которой мы так настрадались, сейчас обрадовались, несмотря на то, что она задерживала самолет. Пользуясь непогодой, прекрасно маскировавшей наши походы, усилили работу на «железке». Ночью 8 мая в трех километрах западнее деревни Шаховцы Широков и Головенков подорвали воинский эшелон противника с живой силой. Было убито и ранено много солдат и офицеров противника. Разбито 8 классных вагонов. Другие омсбоновцы повредили полотно железной дороги в четырех местах на этой же магистрали. Ночью 10 мая Келишев, Маркин, Мокропуло, Ананьев, Высоцкий, Правдин под командованием Голохматова в 800 метрах восточнее деревни Кочаны взорвали воинский эшелон противника с военной техникой. Разбито 9 вагонов. В эту же ночь группа Голохматова в трех местах разрушила железнодорожное полотно, убив в перестрелке с охраной дороги двух фашистов. В этом же районе испорчено 300 метров телефонной и телеграфной линии, идущей вдоль железной дороги, и 150 метров — вдоль шоссе.

День угасал… Маскируясь кустами и складками местности, двое омсбоновцев, Рыжов и Сосульников, подобрались к линии железной дороги. Парные патрули проходили метров сто пятьдесят — двести, встречались, шагали обратно. «Значит, у каждой пары свой участок. Это хорошо», — подумал Сосульников.

С болотистой низины потянул ветерок. Через насыпь пополз туман.

Выждав, когда немцы отошли подальше, партизаны начали подниматься по откосу, стараясь не сбивать гравий, который предательски выскальзывал из-под ног. Забравшись на насыпь, подрывники стали — готовить яму для мины. Вдруг один патруль почему-то с полпути повернул обратно.

— Хальт! Хенде хох!.. Файер! — испуганно заорали немцы и открыли беспорядочную стрельбу.

Пули просвистели над головами Сосульникова и Рыжова, прижавшихся к земле.

— Коля, прикрой! — крикнул Сосульников.

Рыжов откатился от рельса, открыл огонь. Немцы упали.

На шум стрельбы бежали охранники с других участков, стреляя на ходу. Минут десять длилась неравная схватка. Сосульников и Рыжов переползали с места на место. Дав одну-две короткие очереди, меняли позицию. Маневр партизан дезориентировал гитлеровцев: им было трудно определить, сколько человек ведут бой, и они обрушивали огонь наугад. Темнота надежно скрывала омсбоновцев, и пули фашистов пока миновали их.

Старший группы Андрей Сосульников не торопился выходить из боя, ждал, пока под шум стрельбы ребята установят мины на других участках. Наконец он услышал условный свист. Рыжов отозвался. Сосульников прекратил огонь, скатился с насыпи и быстро пополз прочь от железной дороги. Дал знать Рыжову — отходим! Отполз метров на двести в лесок, прислушался. Свистнул, подражая голосу болотной птицы. Это означало «Все ко мне!»

В лесок стали подтягиваться минеры. В лесу было тихо, а от железной дороги доносился треск очередей немецких автоматов, гулкие выстрелы винтовок, взрывы гранат. Видимо, немцы все еще не разобрались, с кем ведут бой.

— Все пришли? — спросил Сосульников.

— Рыжова нет, — сказал Саша Назаров.

Андрей точно помнил, что Рыжов ответил на его условный свист. А теперь Николая с ними не было.

— Ребята, надо вернуться и узнать, что с ним, — сказал Сосульников.

Иван Домашнев, Георгий Иванов и Василий Широков пошли к насыпи. Метров через пятьдесят они увидели Рыжова. Он медленно полз к месту сбора, таща в зубах автомат за ремень.

Николай истекал кровью. Тут же наскоро перевязали его, положили на плащ-палатку и двинулись на базу.

— Ребята… Идет! — вдруг крикнул Жора Иванов, останавливаясь.

Быстро нарастал гул приближающегося поезда. Немецкие охранники палили из автоматов, не отходя далеко от пути. Что-то огромное горбилось на платформах: угадывались стволы орудий, силуэты танков…

— А-а, гады! — ликующе закричал Андрей. — Вот почему они так усердствуют! Видать, специально ждали этот эшелон!

Кто-то из ребят нетерпеливо крикнул:

— Ну?!

— Андрей, чего же?! Неужели отказ?

Сосульников и сам уже дрожал от напряжения…

Молния блеснула из-под колес. Дрогнула земля. Глухой взрыв швырнул в небо багровое, клубящееся пламя.

Утром передали в Москву радиограмму: «12 мая в бою с охраной дороги тяжело ранен минер Рыжов: осколками гранаты задеты тазовые кости, три пулевых ранения в ноги. Необходима серьезная операция. Просим разрешения увеличить группу курьеров. Они доставят то, о чем мы сообщали предыдущей шифровкой, и эвакуируют раненого через линию фронта».

Такого тяжелого ранения, как у. Рыжова, еще не было в нашем отряде. Саша Вергун с ранением справиться не мог. Мы не сомневались, что командование разрешит вынести тяжелораненого на Большую землю. Поэтому, не дожидаясь ответа из Москвы, группу курьеров увеличили до шести человек. В нее вошли: Павел Маркин, Виктор Правдин, Алексей Андреев, Сергей Щербаков, Иван Головенков. Возглавил группу Борис Галушкин.