Там избы ждут на курьих ножках... - [4]

А куда еще-то?

Вся страна в долгу у Благодетелей! Было бы справедливо, если бы хоть раз народу сказали: прощаем долги ваши, как вы наши, затянем пояса у кредитора, а как спасемся, уж спасем как-нибудь Спасителя Нашего!

Посчитала она, и получилось: у государей и там огрех, и тут — и вроде ума много не надо. Например: если тысячи километров строишь дороги по всему государству, неужто еще три или пять по ее деревне государственную казну разорили бы? Пусть не черную, как в столицах, щебеночную, но чтобы в туфлях, а не в сапогах резиновых до клуба. Тут, посреди домов — для ВСЕХ людей, а там, по лесам, по полям — для БОЛЬШИХ Людей!

Но кто после такой глупости будет считать ее умной?! Ясно же, БОЛЬШИМ людям ВИДНЕЕ, чем МАЛЕНЬКИМ.

По-человечески Манька понимала Радиоведущую, не осуждая за хвальбу и посулы. Государством кому-то тоже надо было управлять — без Царя в голове народ жить разучился еще в такие времена, которые канули в лету тысячу лет назад. Сама она управлять не лезла, даже не мечтала, а попроси — отказалась бы. Столько народу, и всем внять нужно, а мнения у всех разные. И если кто-то думает «казнить, нельзя помиловать», то ему тут же тыкать начнут, что запятую не туда ставит. Поставь наоборот — и снова начнут тыкать. А вроде и думать-то не о чем: вот взять бы эти деньги, которые на убивца государство тратит, да на двух охранников, да на электричество и воду, да и отдать тому человеку, который без дите остался, чтобы сироту пригрел и еще наследника вырастил, отдыхать бы съездил после похорон, на реабилитацию. И пусть бы люди, у которых охраны нет, как у тех, которые про запятые спорят, по улице ходить не боялись.

Но кто-то и так думает: «Вот настроим дороги по полям и по лесу, и будут БОЛЬШИЕ люди строить себе дачи в экологически чистых районах. И если повезет, появится свой Благодетель…»

Даже иногда по улице определяли, кому какой достался.

По Манькиной улице трактор боялся ездить, а через две улицы, где поселился кузнец господин Упыреев, имевший входы и выходы на БОЛЬШИХ людей, улицу сразу Центральной объявили. Дорогу подняли, засыпали, выложили плитами, где красным и серым гранитом по черному во всю дорогу крупными буквами было написано:

«Низкий поклон вам, дорогой вы Наш Господи… Упыреев!»

Так получилось, что на букву «н» не хватило камня… А, может, денег на камень…

Если бы не одно «НО!»…

Невзлюбила Благодетельница Маньку, как истинную виновницу государственных проблем. Только какой ропот, мол, опять не дождались, как Благодетельница тут же всю ответственность на нее взваливает, клятвенно заверяя, что все до единого посула исполнены, и если у кого-то руки не из того места растут, то она как бы ни при чем.

И прибавляет:

— А если по Манькам себя меряете, то вот вам и объяснение! — и приводит в пример господина Упыреева: — Взять, к примеру, хорошего человека: дом — полная чаша, дорога до самого дома, дети по заграницам! Не ропщет человек, а имеет! Кто нас назад тянет? Вы разберитесь уж как-то, да и заберите свое — и будет вам!

И смотрят на Маньку косо, ибо все Маньки уже на одно лицо: алчные, завидущие, чем больше даешь, тем больше норовят разорить честного человека.

И отвечают:

— Каждый горазд требовать, да только копеечка самим в хозяйстве пригодиться! — и в глазоньки заглядывают: — А зачем тебе, ведь у тебя, Маня, и хозяйства-то нет?!

И тяжело со вздохами поучают:

— Кабы изнурила себя, поняла бы, каким трудом копеечка достается! Ты благодари, благодари — да в ноги поклонись! Эка хватила, за копеечку-то мы и сами умеем! Так ежели всем платить, по миру пойдешь… Вот, Маня, соглашайся на половину, а то и это не смогу. Кризис, Маня, покупательский спрос… у тебя… нынче упал. Что ж ты так, Маня?!

И смотрела Манька, и не переставала дивиться. Она, пожалуй, единственная, кто радио слышал, как звон в ухе. И не сразу сообразила, что именно так Радиоведущая обращается к народу — через голову… Да только ей от этого одна беда.

Она вроде и так, и эдак:

— Подайте Христа ради! — помолит. — Я ведь на три месяца наперед отработала! — посовестит. — Мне бы домишко подлатать да дров на зиму запасти! — про беду свою скажет.

И тут Благодетели удивленно и гневно вскидывают бровь, будто впервые видят ее в неприглядном качестве, нахмурят мрачное и осуждающее лицо, и поставят на место.

— Когда же успела, если три месяца не прошли? Знать работа была… на ломаный грош… Обманываешь людей-то! Да и как же, Маня, в голову пришло равняться на богатого человека?! — и уже Благодетель ее совестит: — Ведь это, Маня, самая зависть и есть! Ах, как права Благодетельница, выставляя мерзость твою напоказ!

И уходила Манька домой, не солоно хлебавши. Будто не будь ее, так и кризис не наступил бы.

В конце концов, оказывалось, что кризис у нее одной, а у остальных его как бы не было.

Кризисы, деноминации, девальвация, инфляции портили Благодетелей. Они вдруг самым непредсказуемым образом понимали: если не считаться с Маньками — можно извлечь хоть какую-то прибыль. Само государство было примером, в котором даже статья такая была — на инфляцию. Ровно столько, сколько Маньки могли извлечь выгоду. А если инфляции не случилось — то как бы у государства разорение. И тогда оно понимало, надо что-то делать всем миром. Объявляло повышение акциза, увеличивало стоимость ГСМ, энергоресурсов, подымало таможенные пошлины, обращалось за помощью к другим государствам, чтобы цены на валюту подняли, или печатало деньги, чтобы самые богатые Благодетели, которым они выдавались, скупали бы у народа имущество. А когда имущество было скуплено, и народ оставался с деньгами, оказывалось, что сами по себе деньги ничего не стоили, так, бумага. И успокаивалось лишь тогда, когда народ опять сидел в своей сараюшке, и думал не о прибыли, а о том, чтобы с голоду не помереть.