– Что это за коробки?
– Маленькая – набор телефониста для прослушивания линии, – объяснил Граф. – Они имеются в каждом грузовике АВО. По дороге сюда я остановился у гостиницы в Петоли, дал такую же Шандору и велел ему забраться на телефонный столб в окрестностях и подключиться к прямому проводу Шархаза – Будапешт. Если бы начальник тюрьмы заколебался и потребовал подтверждения приказа, ответил бы Шандор: он должен был разговаривать через платок, ведь я уже сказал начальнику тюрьмы, что якобы Фурминт простудился и что простудное состояние Фурминта прогрессирует.
– Господи! – воскликнул Рейнольдс, не сдержавшись. – Есть ли что–нибудь, чего вы не предусмотрели?
– Почти нет, – скромно признался Граф. – И вообще, в этой предосторожности не было необходимости: как вы заметили, у начальника тюрьмы не возникло подозрений. Единственное, чего я боялся, так это чтобы олухи из АВО, сопровождавшие меня, называли меня майором Говартом, а не капитаном Злотом, хотя я их и предупредил. Я сказал, что причину этого спектакля им объяснит лично товарищ Фурминт, и если кто–то допустит оплошность… В другой коробке ваша одежда, ее привез на «опеле» из Петоли Шандор. Я на минутку остановлюсь, и вы можете снять свою форму… Где ты оставил «опель», Шандор?
– Там, в зарослях. Его никто не увидит.
– Невелика потеря, – Граф махнул рукой. – Он не принадлежит нам. Итак, джентльмены, охота началась или начнется в ближайшее время, и драка будет жестокой. Все пути на запад, от больших дорог до маленьких тропинок, будут перекрыты, станции оцеплены. При всем уважении к вам, мистер Рейнольдс, генерал–майор Иллюрин является самой крупной «рыбой», которая когда–либо пыталась выскользнуть из сетей АВО. Чтобы выбраться отсюда живыми, потребуются колоссальные усилия: а наши шансы, как я понимаю, невелики. Итак, что вы предлагаете?
Никто сразу не нашелся, что предложить. Янчи сидел, глядя прямо перед собой, морщинистое лицо под густыми белыми волосами выглядело спокойным, и Рейнольдс мог поклясться, что уголки его рта трогает легкая улыбка. У него самого настроение было отвратительное – грузовик мчался в белой, сплошной пелене снега. Ровно урчал мотор. А Рейнольдс мысленно, не спеша перебирал в памяти свои успехи и неудачи с того дня, как появился в Венгрии. Его пребывание в стране нельзя было отнести к тому, чтобы вспоминать о нем с удовольствием или гордостью. Успехи?.. К ним можно отнести только установленные контакты, во–первых, с Янчи, затем с профессором, но удовлетворения Рейнольдс не чувствовал, потому что без Янчи и Графа даже то малое, что удалось сделать, было бы невозможно. К неудачам, он даже содрогнулся от осознания характера неудач: пойман сразу же по прибытии в страну, «подарил» АВО запись разговора, попался в ловушку Гидаша, из которой его выручил Янчи со своими людьми, спасен Графом от воздействия наркотических препаратов в Шархазе, едва не предал друзей, расслабившись, не удержавшись от удивления при виде Графа в кабинете начальника тюрьмы. При мыслях об этом он даже съежился на сиденье. Короче, он потерял Дженнингса, разделил его семью, способствовал тому, что Граф был «раскрыт», и, что также горько, он потерял надежду, что Юлия когда–нибудь посмотрит на него добрыми глазами. Себе Рейнольдс признавался, что такая надежда начала зарождаться в нем, и теперь была потеряна… С трудом отогнав от себя эту мысль, он заговорил, и сказать мог только одно.
– Кое–что я хочу сделать сам, и сделать это мне надо одному, – медленно, но твердо произнес он. – Я хочу найти поезд. Тот поезд, в кото…
– А мы разве не хотим? – вскричал Граф. Рукой в перчатке он с силой хлопнул по баранке руля, он улыбался. – Разве мы хотим другого? Посмотрите–ка на Янчи: последние десять минут он ни о чем другом и не думает.
Рейнольдс пристально посмотрел на Графа, потом на Янчи. Теперь он понял, что то, что он заметил на лице Янчи, действительно было улыбкой, и она стала шире, когда он повернулся к нему.
– Я знаю эту страну как пять своих пальцев. – Голос звучал назидательно. – Примерно километров пять назад я заметил, что Граф направляется на юг. Не думаю, – сухо добавил Янчи, – что у границы с Югославией нас ожидает теплая встреча.
– Нет! – Рейнольдс упрямо качнул головой. – Только я, я один. До сих пор все, с кем я здесь сотрудничал, становились на шаг ближе к концлагерю. Другого случая, когда появится Граф с грузовиком АВО, не будет. В каком поезде отправят профессора?
– Ты хочешь сделать это один? – удивился Янчи.
– Да. Я должен.
– Он – сумасшедший, – заметил Граф.
– Не могу. – Янчи покачал седой головой. – Не пущу тебя одного. Поставь себя на мое место. У меня, к твоему сведению, есть совесть, с которой мне предстоит жить. Я не хотел бы мучиться бессонницей каждую ночь всю оставшуюся жизнь. – Он наклонил голову. – Более того, после этого я не смог бы смотреть в лицо дочери.
– Не понимаю.
– Конечно, вы не понимаете. – В разговор вмешался Граф, в его голосе сквозило веселье. – Ваша преданность своей работе вызывает восхищение, но некоторым образом она заслоняет от вас то, что совершенно ясно видно невооруженным взглядом со стороны. Вообще–то наш спор бесполезен. У полковника Гидаша, вероятно, как раз сейчас приступ бешенства в кабинете нашего уважаемого начальника тюрьмы Янчи? – Граф ждал решения, и Рейнольдс знал – какого.
