Там, где обитают куклы... - [9]

Внушительный, новенький «горбатый» Боинг 747, проехав по рулежным дорожкам, немного постоял в начале взлетной полосы. Затем — плавно и даже немного величественно, разогнался по взлетной полосе этого Лондонского аэропорта, оторвался от земли и теперь равномерно и монотонно гудел четырьмя мощными двигателями, резво набирая высоту и неся друзей навстречу новым приключениям.

Голова стала тяжелой и стало давить на уши. «Круг почета» над ночным Лондоном, довольно скоро ушедшим во тьму. Огни спящих внизу городов, через некоторое время остались позади, а под крыльями самолета воцарилась непроглядная темнота, нарушаемая лишь огнями проходящих по своим маршрутам судов — Атлантический океан.

Ральф, оказавшийся посередине, между Генри и Томом, едва коснувшись своей объемной задницей удобного широкого сиденья, тут же завалился спать, откинув спинку сиденья едва ли не на колени какому-то нервному пассажиру, сидевшему сзади него, накинув на себя одеяло и мирно засопев. «Хочешь, я мило шлепну тебя по лбу? Чтобы сильно не расплывался в замкнутом пространстве!» — Альберт приподнялся над подголовником, но Ральф его уже не слышал. С его сиденья уже раздавалось мерное посапывание, временами переходящее в храп. «Мне бы твою нервную систему! Черта с два с тобой уснешь!» — Генри чувствительно ткнул друга локтем в бок.

«А…. что… ы-ы-ы-ы….» — так и не проснувшись, промычал Толстый. «Да ничего! Спи уже, толстый хряк! Всех продаст, ради того, чтобы поспать!» — с издевкой проговорил Генри, устраиваясь поудобнее на соседнем сидении. «О! Громила угнетает Толстого!» — подал голос Том, севший по другую сторону от Ральфа. Теперь он натужно пыхтел, пристраивая поудобнее кофр с фототехникой под сиденьем. «Так… Храпит, как я не знаю кто…» — Генри возмущенно обернулся, глядя на него через храпящего Ральфа, — «Только точку опоры ему предоставь… Мир конечно, не перевернет, но слюней успел себе на брюхо напустить!»

Натужный рокот двигателей затих и теперь сменился ровным гудением. Самолет занял положенный эшелон и в салоне вновь загорелся приглушенный свет, а улыбающиеся и неизменно вежливые стюардессы сообщили, на какой высоте проходит полет, какая температура за бортом и сколько примерно по времени будет происходить полет, затем принялись развозить по салону еду и напитки.

Томас заказал себе два бутерброда с красной рыбой и изрядную порцию «Реми Мартана». В салоне бизнес — класса это не было проблемой. Друзья, словно компенсируя себе отсутствие каких-либо удобств в конечных пунктах своих экспедиций, любили летать с комфортом, мало в чем себе отказывая во время полета. «Что-то нервы совсем стали ни к черту… Вот и примем немного валерианы… Как Толстый говорил…» — пронеслось у него в голове.

Он не спеша, смакуя каждый глоток, выпил коньяк и принялся за бутерброд, съев сперва большую часть хлеба с маслом и, лишь потом, сложив ломтик форели вдвое, положил остатки бутерброда в рот. Коньяк приятной, теплой волной разлился внутри и в голове слегка зашумело, а тело, пребывавшее в напряжении весь день, стало понемногу расслабляться. Стало хорошо. Самолет в воздухе, свет в салоне слегка приглушен, друзья заняты кто чем — самое время подумать о чем-то о своем.

Бизнес — класс в российских самолетах, очевидно, несколько различается от такового у наших западных партнеров. Поэтому — пусть будет так. Я не думаю, что это очень принципиальный момент. Граница между бизнес — классом и остальным миром — всего лишь тоненькая шторка, отделяющая его от остального салона. Главное — наши друзья летят не на нахер никому не нужном, сомнительном Суперджете, от компании «Сухой», а все же на классике и легенде авиации — Боинге — 747, до сих пор, успешно летающим на дальних межународных маршрутах.

Как единственный из всех друзей, кто обзавелся семьей и ребенком, он закрыл глаза и стал вспоминать свое прощание с женой и дочкой. Они были привычны к его порой безумным поездкам, из которых он приезжал порой худым, вонючим и ободранным. В конце концов, все домашние смирились с подобным положением дел и, хотя и не стремились к таким захватывающим приключениям и не всегда разделяли его энтузиазма по этому поводу, но всегда довольно спокойно относились к известиям об очередной экспедиции. Все равно его не переделать, тогда зачем трепать друг другу нервы.

Остальные даже немного ему завидовали, видя, с каким терпением Линда приводит в порядок своего потрепанного ненаглядного супруга после очередной поездки. В этот раз все было не совсем обычно. Жена, держа дочку на руках, крепко поцеловала его, со слезами на глазах, а потом еще долго смотрела вслед через окно их спальни. А малышка Сьюзан, или просто — «маленькая Сью», как он ее называл, сунула ему в руку своего любимого маленького зайца… «Странно как-то… Раньше этого за ними не замечал…» — подумал он, делая глоток коньяка и пристально наблюдая за маслянистыми разводами, оставляемыми напитком на стенах стакана.

Альберт, едва устроившись в пассажирском кресле, достал из дорожной сумки пухлый фолиант от Эриха Фромма, в котором тот делился с окружающими мыслями об «Анатомии человеческой деструктивности» и погрузился в содержательную «беседу с умным человеком». То есть, с самим собой, как он сам иногда говорил, напрочь отрешившись от мелких проблем какого-то там трансокеанского перелета. «Нужно будет потом на эту тему с нашим «Мозговедом» побеседовать», — подумал он, имея в виду Генри, с которым частенько вступал в довольно эмоциональные споры на почве любви к психологии вообще и психоанализу в частности.