Там, где нас есть - [58]

Я на войну не попал, бронь была, ответственная должность, а приятель рассказывал, что немцы такие ж мужики, мы им здорово навешали, они потом у нас строили все. А не суйся! А сейчас, чуть что, сразу набегают защитники, никому не навешаешь, хотя я на войне и не был, мне обидно. Потому что раньше порядок был и все нас уважали, а теперь ни порядка ни хрена, хлеб дорожает и проезд, ни на корочку не смотрят, ни на что. Пенсия грошовая, прибавляют плохо.

А кто ж знал, что так будет? Мы ж в светлое верили, мы ж молодые были, всю жизнь на службе. А теперь использовали и бросили как собаку, ложись — помирай, никому до тебя дела нету. А Пашка говорит: не зуди. Отцу так говорит.

Уехать бы в деревню. Я сам-то из деревни. Но и там как жить, сил нету, все на службу ушло, был молодой — верил, а сейчас никому не нужен. Нинка только приедет, обиходит, а в деревне у нас пруд, и лесок на пригорке, и поля, поля. Дома все крепкие были, зажиточные, потому что раньше был порядок. Выйдешь утром на речку, вздохнешь полной грудью, а над рекой вроде как туман клочьями и вода плещет, течет в неведомые края. А жизнь-то вся впереди, впереди, слушай. И вдалеке — малиновый звон. Хоть тогда кто ж о Боге думал, мы в другое верили.

Нету Хозяина, нету. Нужен порядок, вот что я тебе скажу.

Вруны

Иванов лежал в дрейфе. По телевизору показывали двенадцатую серию невесть чего. Да неважно. Все там были молодые, красивые, успешные, единственное, чего им там не хватало, так это справедливости в окружающем мире, и за нее они бились самозабвенно. Круша челюсти и ломая хозяйские табуретки. Или любви им там не хватало, черт его знает. Мелькают, говорят чего-то, ты дремлешь на диване, прихлебывая остывающий чай, завтра на работу. Все цветное, чего еще. Забава для бедных. Завтра должна быть любовно-постельная сцена с главной героиней, коренной москвичкой с мягким украинским выговором, но очень аппетитной, надо пораньше отпроситься с работы, нельзя такое пропустить.

Звонила Любасик, ей завтра к врачу, просила забрать Лизку с танцев. Сказал, что, наверное, не смогу, скоро сдача проекта, надо покорпеть над пояснительной запиской с Огородниковым. Ты ж знаешь это чучело. Конечно, Любасик знала это чучело, еще бы. Посочувствовала, как может посочувствовать человеку бывшая жена, с которой вроде как расстались друзьями. Киношный герой забрался в святая святых мафии и озирался вокруг с видом человека, которому уже осточертели эти грязные стены и обломки ящиков под ногами.

Ладно, сказала Любасик, я теть Таню попрошу, но ты все же постарайся. Постараюсь, как не постараться для любимой дочки. Для восьмилетней, худенькой и слегка заикающейся, растрепанной вечно Лизки. С которой откровенно скучал, встречаясь с ней на выходных и в праздники, как положено разведенному отцу. И главным образом, помалкивал по дороге на Краснознаменную, к Любасику, забирая иногда с танцев или с рисования. Лизка тоже помалкивала. О чем ей было говорить с чужим человеком, которого мама велела звать папочкой и не хулиганить.

Теть Таня, Любасикина соседка и в прошлом ее ж коллега, теперь на пенсии, которой ей с лихвой, по ее словам, хватало, без готовности, но все ж согласилась забрать Лизку, кряхтя выключила телевизор. Киношный герой, уже перебив всех злых бандитов, с парой шрамов на лице и без пылинки на пальто серо-стального цвета в елочку, куда-то с недозволенной скоростью ехал в машине стоимостью в его снежно-белую зарплату за тридцать лет. И двинулась на кухню ставить тесто на пироги для Лизки, постель для Лизки была у нее готова всегда, a по дороге позвонила Огородникову, чтоб сообщить, что плохо себя чувствует и не сможет завтра прийти убираться, как было договорено. Денег жалко, но Лизка ж.

Огородников выразил сдержанное недовольство отменой еженедельной уборки и договорился с теть Таней на послезавтра. Добрый плантатор, подумала теть Таня.

Телефон зазвонил, и Огородников радостно поведал Любасику, что деловая встреча завтра откладывается и они смогут не только встретиться у него, но еще и сходить в кино на нашумевший мистическо-ужасный фильм, он достал билеты у знакомого администратора. Любасик сильно обрадовалась, сказала, что Огородников ее балует, и, положив трубку, громко выругалась. Кино в кинотеатре она не терпела, она и Огородникова-то терпела из-за легкого с ним знакомства и неутомимости в любви. Впрочем, успешно компенсируемой однообразием. Но ничего не поделаешь, здраво рассудила Любасик, нельзя все время выигрывать. О Лизке договорено, Иванов почувствовал себя виноватым, теть Таня нейтрализована и не увидит невзрачного огородниковского «жигуленка». Сама виновата, наплела о богатом любовнике, теперь изворачивайся, а впрочем, какое теть Тане дело.

Лизка сидела за уроками третий час. Верней, третий час она писала в тетрадке в линейку роман с собой в главной роли, пережидая, пока мать закончит говорить по телефону со всем светом. Мать уже сказала ей, что папа не сможет забрать ее с танцев, а заберет ее теть Таня. Ну ма-а-ам, сказала Лизка, морща нос, ты ж знаешь… Знаю-знаю, пропела Любасик, но ничего не поделаешь, папа занят, а теть Таня близко живет. Ну, ма-а-ам, затянула опять Лизка, я же после танцев всегда сонная. Ничего, отрезала Любасик, поспишь у теть Тани, а после школы сразу пойдешь потом домой. Теперь Лизке надо было позвонить теть Тане и попросить забрать ее с танцев пораньше. Конечно, заберу, милая. А с чем пироги? — спросила Лизка. С курагой, ответила теть Таня.