Там, где кончается море - [7]

– Мама, ты не умираешь…

– Возьми мою надежду, – говорит она. – Возьми надежду своего отца. Я передаю ее тебе. Отдаю тебе свою надежду.

– Мам, я не понимаю.

– Скажи, что возьмешь ее, милая, скажи.

У меня перехватывает дыхание, и, кажется, я плачу, и все стало каким-то разрозненным, а я держу за руку свою маму в разрушенном космическом корабле на самой первой планете в моей жизни, снаружи ночь, это видно через трещину в корпусе корабля, а мама умирает, умирает, а я так плохо с ней поступала в последние месяцы…

– Скажи, Виола, – шепчет мама. – Скажи, пожалуйста.

– Я возьму твою надежду. Возьму, – говорю я. – Она у меня. Мам?

Но я не знаю, слышит ли она меня.

Потому что она больше не сжимает мою руку.

И тогда происходит что-то, после чего остается только настоящее, что-то, что перерезает связь с прошлым, и конвой и все, кто был на нем, исчезают, уходят, и остаюсь только я, здесь, сейчас, и все происходит так быстро, что кажется ненастоящим.

Папа. Мама. Катастрофа. Все это ненастоящее.

Я как будто смотрю на все это откуда-то издали, и на себя тоже.

Смотрю на то, как я робко встаю рядом с мамой.

На то, как я жду среди обломков, не зная, что делать.

Жду так долго, что сделать хоть что-то уже становится необходимо, и я смотрю на то, как я карабкаюсь к трещине в стене кабины, выглядываю и в первый раз осматриваю планету.

Я вглядываюсь во тьму. Тьму во тьме. Тьму, скрывающую вещи.

Я слышу звуки.

Звуки животных, почти похожие на слова.

Я наблюдаю за тем, как я возвращаюсь обратно внутрь корабля, прочь от тьмы, и мое сердце тяжело бьется.

А потом я моргаю, и следующее, что я вижу, – то, как я пытаюсь отодрать сломанную панель в машинном отделении.

И уже совсем издалека я вижу, как я нахожу своего отца, всего в страшных ожогах, от груди до пят, с кошмарной раной на лбу, от которой он в любом случае умер бы.

Я наблюдаю за тем, как по мне струится холод, и мне так холодно, что я даже не могу оплакивать смерть отца.

Я снова моргаю – и снова вижу себя около тела матери в кабине.

Я крепко обхватила руками колени; аварийные лампы на панелях мерцают и медленно гаснут.

А потом снаружи раздается пение птиц или что-то подобное, заглушающее остальной шум, странное, напоминающее слово «молись».

И я снова смотрю на мир своими глазами.

Потому что я кое-что увидела.

То, что мама принесла из моей каюты в кабину, чтобы вручить мне, когда мы высадимся, и, понимая это, я чувствую далекую-далекую боль.

Здесь, среди обломков.

Подарок Брэдли.

Он все еще завернут, хотя после моего дня рождения прошло уже столько месяцев. И все по-прежнему кажется невозможным, будто бы сном. Так почему бы его не открыть? Если этого хотели мои родители, разве это не первое, что я должна сделать на этой плане те?

Я поднимаю его, убираю разорванную бумагу и открываю как раз в тот момент, когда гаснет последняя аварийная лампа и я остаюсь в полной темноте.

Но это ничего.

Это ничего, потому что я уже видела, что это за подарок.

Тьма такая густая, что мне приходится выбираться из-под обломков корабля на ощупь. Тьма накрывает меня одеялом, словно я сплю. Я все еще ошеломлена, но я держу подарок Брэдли.

Я выхожу на поверхность планеты, и моя нога уходит под воду сантиметров на десять.

Болото.

Да. Мы нацеливались на болото.

Я иду дальше. Ноги вязнут в грязи, но я иду.

Иду, пока чуть поодаль от корабля земля не становится тверже.

Мои глаза привыкают, и я вижу небольшую поляну, окруженную деревьями, небо надо мной полно тех самых звезд, среди которых я еще недавно пролетала.

Я снова слышу животных, и готова поклясться, что они и вправду разговаривают. Наверное, это последствия шока.

Кроме тьмы, я не вижу ничего.

Тьма окутывает меня.

Тут-то мне и пригодится подарок Брэдли.

На поляне есть сухое место, не идеальное, но подходящее. Я опускаю подарок на землю и на ощупь ищу ветки и листья. Набираю несколько сырых пригоршней и складываю их сверху.

Потом нажимаю кнопку на подарке и делаю шаг назад.

Сырые листья и ветки тут же воспламеняются.

И появляется свет.

Свет, озаряющий маленькую поляну, свет, отражающийся от металла корабля, свет, окутывающий меня, стоящую посреди него.

Свет от костра.

Брэдли дал мне огненный короб.

Устройство, которое может развести костер почти где угодно, в любых обстоятельствах, на любом топливе.

Дать свет, который разгонит тьму.

И какое-то время я только и могу что смотреть на него, а потом, когда уже начинаю дрожать, сажусь ближе к огню и сижу так, пока дрожь не прекращается.

Долго-долго.

Теперь я не вижу ничего, кроме костра.

Скоро мне нужно будет посмотреть, какие у меня остались припасы. Уцелели ли устройства связи, с помощью которых я могла бы наладить контакт с конвоем.

Скоро я должна буду вытащить из корабля тела родителей и…

Но это – скоро, это – не сейчас.

Сейчас есть только костер из огненного короба.

Крошечный огонек среди тьмы.

Все остальное может подождать.

Я не совсем понимаю, о чем говорила мама. Не уверена, что надежда – это то, что можно кому-то передать или взять.

Но я сказала, что возьму. Я сказала, что взяла.

И вот я сижу перед костром Брэдли на поверхности темной-темной планеты, и даже если своей надежды у меня нет, у меня есть надежда моих родителей.