Там, где хочешь - [116]
Дома достала из ящика стола канцелярский нож. «Только вскрытый нарыв может зарубцеваться!» — а что делать, когда ты — целиком — и есть этот самый нарыв? Ведь думала, что — всё, всё прошло. Откуда этот гадкий запах, этот клейкий страх? Эта боль, этот стыд и ненависть к своему телу… Ревела, водила лезвием, смотрела, как красные капельки выступали, будто роса.
33
— Я тогда поняла, что не смогу быть с ним, ни с кем из них не смогу. Не хочу. Не могу. Знаю, что не все они, как… Все равно. Не могу. Поняла, что всегда буду одна. Мне казалось, я стала жить в будущем — но нет, прошлое за спиной стояло. А я сама была нигде, меня не было. Из этого виража я выйти не могла.
— А… дед?
— Дед, может, и догадывался о чем-то, но в Японии не принято в душу лезть. Я ведь долго была уверена, что виновата в смерти отца, что «продала» его за сосиски с картошкой фри в столовой. Считала, Кристоф появился, потому что мой ангел от меня отвернулся. Глупости. Ангелы не отворачиваются. Они прощают.
— Тем более что и прощать-то не за что.
— Да… думаешь, я сама сообразила? Черта с два. Мне Ори это долго и терпеливо внушала. И однажды я проснулась и поняла — свободна. Свободна от чувства вины. И, может быть, от прошлого.
34
Марине такая Ори не помешала бы. Старше и умнее. Она была с Айко каждый день, четыре года подряд. Без нее, может, и не сумела бы Айко пробиться. Не узнала бы, что жить в настоящем — возможно. Не захотела бы в нем жить.
— Это ее история — про корзины и запах сакуры.
Марина наконец оторвала взгляд от потолка:
— Ты же сказала: «Там, где я, нет запахов».
— Нет. — Айко головы не повернула. — Ори ушла и унесла с собой все запахи.
— Почему?..
— К мужу вернулась. У них был общий ребенок, дочка. Иногда Ори забирала ее к нам. Я рисовала ей… Из-за дочери Ори опять сошлась с мужем. Простила ему многое. И сказала, что это ее последний шанс построить нормальную жизнь. А у меня было чувство, что она — мой последний шанс.
— Муж не хотел, чтобы вы встречались?
— Он ревновал очень. Да незачем было хотеть или нет. Между Токио и Сендаем, где они живут, триста километров. Поезда ходят быстро, но… ни к чему это.
Марина облокотилась о подушку.
— Айко, посмотри на меня.
— Ори ушла, а через полтора месяца умер дед. Просто не проснулся. — Айко оторвала взгляд от потолка, но на Марину не перевела. — Это случилось два года назад, мне казалось, я все потеряла. У меня так мало было — два любимых человека, и они ушли. Пустой дом… и это длилось, длилось. А потом я получила письмо с твоими рисунками.
Айко, казалось, сделала колоссальное усилие — перевела глаза на Марину.
— И мне стало легче.
Марина молчала.
— Письмо с живыми рисунками. — Айко снова отвела глаза. — Я ведь из-за тебя сюда прилетела. Поедешь в Токио?
35
Белый шрамик на ключице. Тянешь с плеча шелковую ткань, и выглядывают другие — короткие, неприметные, у каждого — своя история, которую не надо знать. Тихий свет небесной лампы, синие ирисы.
— Ноги замерзли…
— Ныряй под одеяло…
Марина скидывает джинсы, кофту. Май, а ночью прохладно. Под одеялом — царство шелка. У Айко маленькие горячие ступни, прячешь в них свои «ледышки», сплетаешь коленки — так уютно сразу.
Нет ни прошлого, ни будущего. Ты здесь и сейчас.
Марина кладет руку Айко на живот, скользит по ребрышкам. Будто птичку, пестрого зимородка, стискиваешь, только ну очень большого. Хочется оградить его от всех кошек мира. Гордая неосторожная пичужка…
Марина касается губами шрамика на ключице, кладет голову на Айкину подушку, ныряет носом в ее волосы, пахнущие разнотравьем. Айко улыбается, не открывая глаз, — как если бы все силы израсходовала на этот разговор. Да, наверно, так и есть.
— Ай, а когда в Токио сакура зацветет?
— Отцвела уже в начале апреля…
— Теперь год ждать!
— Да это все туристическая романтика, — Айко поворачивается, прячет лицо у Марины между шеей и плечом.
— А как же ханами, праздник любования цветами? Я слышала, вся страна следит за тем, как сакура зацветает, сперва на юге, а потом через весь остров волна идет…
Марина переходит на шепот. Айко отвечает тоже тихо: сонное чириканье.
— Цветение сакуры — повод для пьянки. Японцы в пять утра места под деревьями занимают — спят в костюмах-галстуках на циновках. Если хочешь по службе продвинуться — выпей с начальником под цветущим деревом…
— Вот тебе и запах сакуры… — Марина улыбнулась. — А я хотела бы все-таки его узнать.
— Узнаешь, — Айко прижалась к Марине. — Я засыпаю… не могу больше.
— Спи…
— Ни прошлого, ни будущего… Сакура пахнет твоим телом… Не исчезай.
Марина слушает ровное дыхание спящей Айко.
Лампа небесного цвета едва освещает комнату.
А если настоящая радость — она вот такая? Ты не пытаешься надышаться ею, удержать ее в легких. Не боишься потерять: просто не думаешь о том, что будет. И то, что было, — не нужно тебе. Здесь и сейчас тепло и легко. Несет тебя волна, а может, ты уже сама — волна и катишься себе вдоль берегов, ни о чем не жалея, не сожалея, без ожиданий, без сомнений, без тревог, без снов.
Айко заглушает мотор, наваливается тишина.
— Ай, хоть теперь скажи, где мы.
— На Хоккайдо, в Немуро. Это самый север Японии. — Айко запускает пальцы в твои непривычно короткие волосы. — Дикие края. Можешь выходить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.