Талтос - [28]

Роуан выглядела отлично, если, конечно, забыть о том, что она не разговаривает. Волосы отросли почти до самых плеч. Прелестная женщина и… отсутствующая, пребывающая где-то далеко…

– Знаешь, – сказала Мона, – наверное, я буду вновь и вновь приходить к тебе, пока ты не подашь какой-нибудь знак. Я понимаю, что ты не простишь меня и никогда не назовешь другом или наперсницей. Но когда ты так нема, как сейчас, ты как бы заставляешь людей действовать, выбирать, решать. Близкие не могут оставить тебя в одиночестве. Им это кажется немыслимым… Правда-правда. Жестоким и бесчеловечным.

Она перевела дыхание и наконец почувствовала себя спокойнее.

– Я слишком молода, чтобы знать некоторые вещи, – заявила она. – И конечно, пришла не затем, чтобы утверждать, будто понимаю, что с тобой произошло. Это было бы слишком самонадеянно с моей стороны. А точнее говоря, просто глупо.

Она взглянула на Роуан, глаза которой казались теперь зелеными, словно вобрали цвет весенней лужайки.

– Но я… Я беспокоюсь обо всех, ну, или почти обо всех. Я много знаю. Пожалуй, больше, чем кто бы то ни было, за исключением Майкла и Эрона. Ты помнишь Эрона?

Это был глупый вопрос. Разумеется, Роуан помнила Эрона… Если она вообще что-нибудь помнила.

– Знаешь, я хотела сообщить, что сюда приезжал этот человек, Юрий. Я рассказывала тебе о нем… Не думаю, что вы с ним встречались. Даже уверена, что нет. Так вот, он исчез, неожиданно и бесследно. Я очень беспокоюсь. И Эрон тоже. Когда я смотрю на тебя, спокойную и безразличную, сидящую вот так в этом саду, мне кажется, что жизнь остановилась и в мире ничего не происходит. Но ведь на самом деле все совсем не так: мир продолжает жить и покоя в нем нет…

Мона резко замолчала. Сегодня ей было особенно тяжело разговаривать. Какие чувства испытывает сидящая перед ней женщина, сказать было невозможно. Мона вздохнула. Пожалуй, не стоит продолжать разговор на эту тему. Она положила локти на стол, подняла взгляд и… Мона готова была поклясться, что Роуан смотрела на нее и буквально секунду тому назад отвела глаза в сторону.

– Роуан, еще не все закончилось, – прошептала она снова, а затем опять отвернулась, глядя на чугунные ворота, и за пруд, и ниже – на середину передней лужайки.

Индийская сирень была усыпана готовыми распуститься бутонами.

А когда исчез Юрий, ветви были еще совсем голыми.

Они стояли там рядышком и шептались. И Юрий сказал: «Знай, что бы ни случилось в Европе, Мона, я вернусь сюда, к тебе».

Роуан смотрит на нее! Роуан смотрит ей прямо в глаза!

Мона была настолько потрясена, что не могла ни говорить, ни двигаться. А еще она опасалась, что Роуан опять отвернется. Ей хотелось верить, что это хороший признак, что еще немного – и все изменится к лучшему. Она сумела-таки привлечь внимание Роуан, хотя по сравнению с остальными была всего лишь беспомощным щенком.

Неотрывно глядя на Роуан, Мона видела, как постепенно меняется выражение лица безмолвно сидевшей женщины, как оно становится все менее задумчивым и сосредоточенность уступает место печали.

– Что, Роуан? – шепотом спросила Мона.

– Дело не в Юрии, – едва слышно произнесла Роуан.

Морщинка на лбу ее стала еще глубже и заметнее, глаза потемнели. Однако прежнее состояние полнейшего безразличия, слава богу, не возвращалось.

– О чем ты, Роуан? Что ты сказала о Юрии?

Впечатление было такое, что Роуан думает, будто все еще говорит с Моной, и не сознает, что с губ ее не слетает ни звука.

– Роуан, – все так же шепотом умоляла Мона, – скажи мне, Роуан…

Слова застыли у Моны на языке. Она вдруг словно утратила мужество и желание говорить.

Глаза Роуан все еще были устремлены на нее. Потом Роуан подняла правую руку и пробежала пальцами по пепельным волосам. Жест был естественным, нормальным, но глаза… В них застыла тревога…

Внимание Моны привлекли чьи-то голоса. Разговаривали мужчины. Майкл и кто-то еще… Мона не разобрала.

Вдруг послышались другие звуки… Не то смех, не то плач женщины. Буквально через секунду все смолкло. Мона не смогла определить, кому принадлежал голос.

Она обернулась и посмотрела в ту сторону, где за открытыми створками ворот виднелся сверкающий бассейн. Вдоль его края по каменным плитам к ней почти бегом приближалась тетя Беатрис. Одной рукой она зажимала рот, а другую вытянула вперед, будто боясь упасть лицом на землю. Это ее голос слышала Мона: Беатрис рыдала. Волосы Беа, обычно уложенные в безукоризненный узел у основания шеи, растрепались, выбившиеся пряди упали на лицо. Прекрасное шелковое платье намокло и покрылось пятнами.

Майкл и человек зловещего вида в темной одежде быстро следовали за ней, на ходу обмениваясь отрывистыми фразами.

Громкие, захлебывающиеся рыдания Беатрис гулко раздавались над водой. Высокие каблуки туфель увязали в мягком грунте лужайки, но она упорно продвигалась вперед.

– Беа, что случилось? Мона вскочила на ноги.

То же сделала Роуан, внимательно всматриваясь в приближающуюся фигуру.

Беатрис бросилась к ней прямо по траве. Она неловко подвернула ногу, едва не упала, но сумела удержать равновесие и тут же без посторонней помощи выпрямилась.

Моне стало ясно, что бежала Беа именно к Роуан.