Таллинский дневник - [6]

Что ни реплика, то залпы смеха! А когда Райкин с каким-то ожесточенным воплем подал знаменитое: «Ложи, говорю, взад!» — в кубрике поднялся такой грохот, как будто одновременно пальнули все пушки эсминца.

Заключительные слова — «не нравятся мне аристократки» — моряки сопроводили единодушными восторженными аплодисментами, какими редко удостаивают начинающих артистов.

Пройдет несколько десятилетий, прежде чем в книге о народном артисте СССР А. И. Райкине мы прочтем: «Это было в Севастополе. Молодые моряки окружили артиста, как старого друга, и завели с ним разговор по душам…» Мне же хочется напомнить, что истоки его дружбы с моряками восходят к памятной для нас обоих поездке в Кронштадт, на подшефный эсминец, когда Аркадий Райкин, еще будучи школьником, покорил балтийцев своим неподражаемым талантом.

Эту поездку в Кронштадт я описал во всех подробностях в школьной стенгазете, редактором которой являлся. То была моя первая встреча с флотом и, можно сказать, первый репортаж о моряках. С тех пор я был пленен кораблями и еще больше — людьми, которые управляли сложной военно-морской техникой. И, конечно же, не случайно остался связанным с флотом с юности до седых волос.

После окончания института журналистики я работал в ленинградском корпункте «Правды» и больше всего писал о Балтике.

Должен сразу оговориться. Главным и определяющим было не только мое тяготение к военным морякам, но и веление времени. В тридцатые годы страна бросила гигантские силы и средства для укрепления обороны в связи с возраставшей военной угрозой со стороны фашизма. На десятках стапелей закладывались и ежегодно вводились в строй новые военные корабли. Так, Краснознаменный Балтийский флот пополнился такими замечательными крейсерами, как «Киров» и «Максим Горький», быстроходными эскадренными миноносцами во главе с лидерами «Ленинград» и «Минск». На всех флотах создавалась своя военно-морская авиация, оснащенная машинами новых типов от бомбардировщиков дальнего действия до самолетов-торпедоносцев.

Почти изо дня в день на страницах «Правды» и других центральных и ленинградских газет публиковались материалы о боевой и политической подготовке флота, походах, учениях, артиллерийских стрельбах.

Кронштадт — исконная главная база балтийских моряков — стал для меня как бы вторым домом. Я подолгу жил на кораблях или в Доме флота, поддерживая тесные связи с работниками Политуправления КБФ. Большой известностью и уважением на флоте пользовался тогдашний начальник Пубалта дивизионный комиссар Петр Иванович Бельский, в стиле работы которого и обращении с людьми ярко проявлялись черты профессионального революционера. Ростом невеликий, кряжистый, тучноватый, с гладкой, будто полированой головой, он отличался завидной подвижностью и в течение дня успевал побывать в нескольких подразделениях базы и на кораблях, с десятками командиров и краснофлотцев лично побеседовать, самому на все посмотреть и, что называется, прощупать своими руками.

Как-то раз, прямо с рейсового парохода, я поспешил к нему в кабинет посоветоваться, о чем бы следовало сейчас написать для газеты. Бельский снял трубку телефона, позвонил оперативному дежурному штаба флота, узнал, какие корабли сегодня выходят в море, и предложил мне:

— Сходите на сторожевике. Корабль новый, замечательный. Несется быстрее лани. Прокатитесь с ветерком… Посмотрите, как отрабатываются боевые задачи, вот и будет вам самый подходящий для газеты материал.

Поблагодарив за добрый совет, я во всю прыть своих молодых ног помчался на известную всем балтийцам кронштадтскую «рогатку», где в невероятной тесноте, борт о борт, стояли десятки кораблей разных классов. Среди них затерялся небольшой сторожевик «Пурга», на который меня направил начальник Пубалта.

Корабль находился в часовой готовности к выходу. Вечером мы уже были в море. Поход продолжался двое суток. Экипаж сторожевика выполнял учебно-боевые задачи, проводил зачетные стрельбы. Как человек со стороны, я старался больше наблюдать, расспрашивать, учиться у бывалых моряков.

По возвращении в Кронштадт опять зашел к Бельскому и попросил прочитать первоначальный набросок моей корреспонденции, озаглавленной «В дозоре». Он исправил две-три неточности, одобрил в общем и удовлетворенно заметил:

— Ну вот видите, что значит окунуться в самую гущу моряцкой жизни…

В статьях и очерках, публиковавшихся в «Правде» перед войной, часто встречалось имя линкора «Марат». Эта могучая стальная крепость пользовалась особенным вниманием прессы. И не только потому, что «Марату» выпала честь представлять советский Военно-Морской Флот на большом параде кораблей разных стран, собравшихся на знаменитом Спитхейдском рейде в Англии по случаю коронационных торжеств.

В 1938 году экипаж «Марата» добился самых крупных успехов в боевой и политической подготовке и занял первое место среди кораблей всего ВМФ Советского Союза. На одной из труб линкора красовалась большая красная звезда — эмблема первенства.

Здесь не просто несли трудную морскую службу, но буквально изощрялись в инициативе, смекалке, изобретательности. Особенно преуспевали артиллеристы во главе с командиром боевой части капитаном 3-го ранга Константином Петровичем Лебедевым. Это он соорудил на корабле своеобразный морской полигон со множеством приборов, придуманных и изготовленных самими моряками. На таком миниатюрполигоне разыгрывались «бои», артиллеристы учились управлять огнем. «Корабельную академию» проходили по очереди все командиры.