Талисман жены Лота - [40]
Мышка, в мгновенье ока сделавшаяся злой крыской, начала рвать блеклую целлофановую обертку.
Аглая закрыла глаза.
...черная боль задымилась в кровавых подтеках огня...
...закишело предательство в сухих изломах мертвых деревьев...
...обнажились незаживающие раны освежеванной памяти.
На стол грохнулся сундучок, почти игрушечный. На разомкнутой дужке покачивался тяжелый замок. Длинные стрелки часов с пустыми – без цифр – циферблатами двинулись против хода.
– Я пойду, – тихонько соскользнула услужливая Машенька со стула и добавила в дверях, – за доставку ничего не требуется: мне хозяйка перед смертью оплатила доставку-то... Только я обещала в тот же день, что она помрет, принести, да задержалась. Простите уж, Бога ради.
Хлопнула дверь.
Аглая открыла крышку сундучка – маленькие скрипучие ворота в преисподнюю.
Память полетела в пропасть ненасытного колокольного звона.
Стрелки часов как рука времени уперлись в мертвую латынь, вычурный древнегерманский и высокий иврит.
«...Любимый! Стон мой, мука моя, радость моя! – Ожогом легло на ладонь Аглаи выпавшее из поленницы свитков коротенькое письмецо. – Любимый! Соткана из несчастья любовь моя, выжжена горем. Но в моем смертном рубище нет ни ниточки раскаянья. ...На моем теле, под ранами, под язвами незаживающими, горят нежные твои поцелуи и спасают сердце от всяческого озлобления, от отступничества... Струны моего счастья не оборваны...
Не жалей меня, забудь, живи дальше. На казнь не приходи, не надо. Я не смогу быть такой красивой, как была. Мне покоя не будет на небесах, если ты будешь страдать, милый...»
Неровные строчки летели, бросая на лету в золотые чаши ее глаз раскаленные угли средневековой весны.
Средневековая весна исполняла ритуальную пляску любви и смерти.
Она была на диво хороша и молода.
Она была знакома Аглае.
...Достав из книжного шкафа все словари, которые у нее были, Аглая стопками сложила их на стол и пошла в спальню надеть что-нибудь, в чем на балу у Королевы полыхающих костров, мрачных ведьминых башен и зловещих приговоров будет чувствовать себя хорошо.
Выбрала длинное черное шелковое платье без рукавов, заколола высоко волосы, ярко подкрасила губы. Сняв с шеи талисман и зажав его в кулаке, пошла на плаху прошлого, гордо вскинув голову.
...Бумаги из оставленного открытым сундучка грызла кошка. Ее зачумленные ненавистью глаза были тоннелями в глубь веков. И – в даль греха.
– Уйди отсюда! – крикнула на нее Аглая. – Уйди, без тебя тошно!
Кошка по-волчьи высунула язык, и с края его закапала ядовито-чистая слюна.
Аглая взяла за шкирку сопротивляющегося зверя и вышвырнула его за окно. Кошка тут же снова запрыгнула на подоконник.
– Уйди, а, – просяще обратилась Аглая к ошпаренным зеленым кипятком глазам, смотрящим на нее сквозь стекло. – Уйди, Басенька. Дай, я сама... Хорошо?
Кошка мявкнула что-то черным ртом и недовольно спрыгнула на землю.
Аглая собрала вспоротые лезвиями кошачьей ярости бумаги, села на стул, как на трон.
Руки ее легли на историю красивой молодой немки, унесшейся когда-то в светлые пределы любви и живьем сожженной за это.
Аглая взяла клочок полуистлевшей бумаги, подписанный именем Иеремия.
Бумага дрожала от токов, бегущих по нервам памяти.
«Не сомневайся, любимая, я спасу тебя, – начала читать Аглая готическую вязь слов. – Я знаю способ спасти тебя. Мне нужно только несколько дней. Пусть Господь покарает меня, если я не избавлю тебя от мук».
На сердце женщины положила ладонь Надежда.
– Почему ты пришла ко мне? – спросила женщина.
– Я ко всем прихожу, – сказала Надежда безразлично, но с теплотой в голосе.
– Но мне не на что надеяться.
– Правильно, не на что. А ты надейся. Так легче, – усмехнулась миловидная гостья.
– Я не хочу, чтобы ты меня утешала.
– Хочешь, – сказала гостья. – Все хотят, чтоб хотя бы я осталась, когда уже все ушли.
– Неправда, – мотнула головой собеседница. – На самом деле ты уходишь всегда первая.
– А вот это – правда, – согласилась гостья. – Я действительно ухожу первой, только люди в это не хотят верить. Они надеются...
– Зачем ты всегда обманываешь их?
– Не знаю. Наверное, они сами хотят обманываться...
Гостья собрала тонкие нити невидимой паутины с задумчивого женского лица, дважды оглянувшись, тихо ушла лгать другим.
Аглая вытянула совсем маленький клочок бумаги, вытянула наугад:
«Любимый! Когда покрывало боли застелет мой разум, когда шлейфы смрадного дыма скроют от глаз солнце, сердце мое будет знать, что его сияние вечно. Ты – мое солнце. Казнь – завтра утром».
– «Казнь завтра утром...» – прошептала Аглая. – Утром... Я не боюсь казни. Я боюсь только того, что ты не простишь себя...
– Я не прощу себя, – услышала она вибрирующий у самого уха голос. – Ты была моя, и я не спас тебя...
– Ничего, любимый, – ответила Аглая, слабея от этого голоса... далекого... знакомого, тихого... как мертвый сад, в котором на тонких ветвях бесконечных деревьев качаются еще не рожденные сны... в котором заблудившийся ветер лежит, как заколдованный странник...
Аглая изо всех сил сжала голову руками. Лязгнул железный засов и раздался голос – другой.
– Как долго ты являешься ведьмой? Отвечай!
Ира пела всегда, сколько себя помнила. Пела дома, в гостях у бабушки, на улице. Пение было ее главным увлечением и страстью. Ровно до того момента, пока она не отправилась на прослушивание в музыкальную школу, где ей отказали, сообщив, что у нее нет голоса. Это стало для девушки приговором, лишив не просто любимого дела, а цели в жизни. Но если чего-то очень сильно желать, желание всегда сбудется. Путь Иры к мечте был долог и непрост, но судьба исполнила ее, пусть даже самым причудливым и неожиданным образом…
Чернильная темнота комнаты скрывает двоих: "баловня" судьбы и ту, перед которой у него должок. Они не знают, что сейчас будет ночь, которую уже никто из них никогда не забудет, которая вытащит скрытое в самых отдалённых уголках душ, напомнит, казалось бы, забытое и обнажит, вывернет наизнанку. Они встретились вслепую по воле шутника Амура или злого рока, идя на поводу друзей или азарта в крови, чувствуя на подсознательном уровне или доверившись "авось"? Теперь станет неважно. Теперь станет важно только одно — КТО доставил чувственную смерть и ГДЕ искать этого человека?
Я ненавижу своего сводного брата. С самого первого дня нашего знакомства (10 лет назад) мы не можем, и минуты спокойно находится в обществе другу друга. Он ужасно правильный, дотошный и самый нудный человек, которого я знаю! Как наши родители могли додуматься просить нас вдвоем присмотреть за их собакой? Да еще и на целый месяц?! Я точно прибью своего братишку, чтобы ему пусто было!..
Каждый из нас хотя бы раза в жизни задавался вопросом – существует ли дружба между парнем и девушкой? Многие скажут, что это не возможно! Герои этой истории попробуют опровергнуть этот стереотип. Получиться ли у них – время покажет.
Хватит ли любви, чтобы спасти того, кто спасает другие жизни? Чесни жаждет оставить своё проблемное прошлое позади… Оставив отношения, наполненные жестокостью, Чесни Уорд жаждет большего, чем может предложить её маленький городок. В поисках способа сбежать и приключений, она присоединяется к армии, но когда прибывает на первое место работы в Англии, она встречает Зейна − сержанта, у которого имеются свои собственные секреты. Зейн думал, но ни одна женщина не заставит его захотеть осесть… Начальник персонала Зейн Томас, авиатор Войск Специального Назначения, пропустил своё сердце через мясорубку.
Что под собой подразумевают наши жизни? Насколько тесно переплетены судьбы и души людей? И, почему мы не можем должным образом повлиять на…На…Легко представить и понять, о чём идёт речь. Слишком легко.Мы думали, что управляем нашими жизнями, контролируем их, только правда оказалась удручающая. Мы думали, что возвысились над законами бытия и постигли великую тайну.Мы…Я давно перестала существовать, как отдельное существо. Возможно, законы подчинили меня тем устоям и порядкам, которые так тщательно отталкивала и… желала принять.Слишком поздно поняли, с чем играем, а потом было поздно.