Талисман жены Лота - [36]
...Она стояла на каменном пьедестале последней ступени древнего театра, маленькая, обтекаемая синевой огромного неба, а в спину ей вонзался кинжал его желания... и его немощи...
...Он видел, как сквозняк оживает от ее присутствия, звоня колоколами хрустальных слез люстры, как пьет она отраву чужой судьбы из книги великого мистика Гете и – помнит про огонь.
...Он шел за ней по зыбучему песку, он полз за ней... И жажда терзала его... И она была этой жаждой. Он звал ее... А она уходила, отпущенная им однажды...
...Он смотрел на грубые веревки, вонзившиеся в кружева ее кожи, и знал, что сейчас пламя в пылающих лапах утащит ее к небу, и ее не станет... Она уйдет от него...
Три сломанных тоской дня Вульф помнил, что гойку нельзя жалеть. Так велела Фаруда.
В последнюю безрассветную ночь он решил не послушать совета старой служанки.
Сейчас он спал. Тонкого шелка покрывало с тяжелыми золотыми кистями по краям, соскользнуло на пол...
– Вставай, – разбудил его голос Фаруды.
Мрак сна быстро рассеялся, уступив место другому.
– Сегодня умер твой отец, – сообщила старуха.
Вульф посмотрел на нее.
– В шесть часов. Я не стала тебя будить: ты три ночи не спал...
Она бросила ему одежду.
– Вставай!
Вышла из комнаты как нож из ребер.
Вульф встал, оделся, выпил кофе, черный, как горе.
Служанка вернулась за подносом.
– Дядя знает? – спросил ее Вульф.
– Он ждет тебя, – ответила ливийка.
Недобро смотрела резная мебель, скрипели двери, толстые ковры топили в своих узорах шаги, когда Вульф шел к Старику...
Низко опустившие головы старинные статуэтки провожали его детскими взглядами....
Закрытые зеркала шелестели белыми саванами ему вслед и шептали, шептали, шептали...
– Гой-ку-не-жа-лей... гой-ку-не-жа-лей... се-бя-по-жа-лей... се-бя...
Вульф резко дернул кольцо, вставленное в нос бронзового льва, распахнул дверь и быстро зашел в спальню, похожую на костел.
Пепел и прах смотрел на него сквозь бутылочное стекло глаз Старика.
На абрикосовых скулах сиделки плакали два черных жучка....
Вокруг Аглаи сгустилось одиночество и начало медленно и неотступно истязать давно привыкшую к его пыткам женщину.
Она не знала, откуда приходило это одиночество и почему пыталось ее убить, даже если вокруг была куча свидетелей. Одиночеству были безразличны и декорации, и герои на сцене Аглаиной жизни. Оно приходило и мучило.
Так, как сейчас – брало за горло и не отпускало часами.
Оно было глухо к музыке, безразлично к искусству... Оно было сильнее всего, придуманного людьми во спасение от него, одиночества.
Иногда Аглая обнаруживала его реальные причины. Часто это была скорая чужая беда, от которой уже сегодня душа содрогалась. Как правило – чужая беда. Своих бед у Аглаи было, слава Богу, немного...
Но в основном одиночество душило беспричинно. И чем беспричиннее – тем безжалостней...
Было лишь несколько мест на земле вне зоны его досягаемости. Одна лавочка во дворе Фонтанного Дома в Санкт-Петербурге, крохотный мостик в Венеции, над которым висит чужое белье, каменная мрачная ниша в Иерусалимской стене, с арабской стороны... И, конечно, Юркина дымная кухня.
– Странно... Это правда, странно... Последнее время... Да, последнее время мне не одиноко... Мне не одиноко... Странно... – убрав с горла руку, Аглая попыталась выпрямиться.
Но тут же получила пригоршню сухого бесслезия в глаза.
– Завтра все узнаешь, – сказало Одиночество и Аглая поняла его язык.
– Дядя! – позвал Вульф.
Зов проскользил по поверхности, так и не достигнув разума Старика.
– Дядя! – гладя синие вены, вытащенные крючками старости на поверхность рук, еще тише сказал Вульф.
– Он не слышит, – пропела фигурка сиделки.
– Не уходи! – Вульф прижался лбом к острой грудке Старика.
– Он не говорит, – мелодия слов служанки растаяла в органной тишине.
– Пойдем, Вульф! – позвал его голос другой служанки. – Оставь его сейчас. Он не узнает тебя. Пойдем со мной.
...Мебель, ковры, тонкий фарфор и старинная бронза – все молчало по пути обратно, когда он шел коридором занавешенных зеркал ...от Старика... заточившего свое решение в склеп беспамятства: дверь в лабиринт бессознательного уже захлопнулась за ним.
Двойной мираж
Был вторник. По вторникам Аглая обычно читала Старику. Но уже три дня ей никто не звонил.
Близился вечер. Предчувствия собирались в стаю, кружили над сердцем, внезапно разлетались. Смолкал их гомон, неслышимыми становились пророчества.
– Надо ли ехать? Конечно, надо!
...Она осторожно дернула покрытый патиной колокольчик. Дернула еще раз и еще. Никто не открывал. Стукнула о косяк. Тишина.
Аглая совсем уже было собралась уходить, как дверь медленно поползла внутрь.
Стая кликуш мгновенно взметнулась и закричала пронзительно:
– Случилось! Случилось! Случилось! Дверь открыл Вульф.
– Почему не Фаруда? – испугалась Аглая.
– Проходи, – услышала она.
Она шла за ним. Первый раз ей хотелось, чтоб этот мрачный, заставленный вещами минувших столетий коридор не кончался. Она не знала, чего и почему боялась, но страх сжимал обручальными кольцами ее тонкие пальцы. Он был очень живым, этот страх.
Вульф прошел мимо кабинета Старика. Его двери были плотно замкнуты. Миновали еще ряд запертых дверей... Повернули направо. Здесь Аглая никогда не была... Завешанные картинами стены... Лестница наверх. Узкая крутая лестница... Высокий чужой человек в черной шелковой рубашке впереди. Дойдя до последней ступеньки, он обернулся, подал руку...
Ира пела всегда, сколько себя помнила. Пела дома, в гостях у бабушки, на улице. Пение было ее главным увлечением и страстью. Ровно до того момента, пока она не отправилась на прослушивание в музыкальную школу, где ей отказали, сообщив, что у нее нет голоса. Это стало для девушки приговором, лишив не просто любимого дела, а цели в жизни. Но если чего-то очень сильно желать, желание всегда сбудется. Путь Иры к мечте был долог и непрост, но судьба исполнила ее, пусть даже самым причудливым и неожиданным образом…
Чернильная темнота комнаты скрывает двоих: "баловня" судьбы и ту, перед которой у него должок. Они не знают, что сейчас будет ночь, которую уже никто из них никогда не забудет, которая вытащит скрытое в самых отдалённых уголках душ, напомнит, казалось бы, забытое и обнажит, вывернет наизнанку. Они встретились вслепую по воле шутника Амура или злого рока, идя на поводу друзей или азарта в крови, чувствуя на подсознательном уровне или доверившись "авось"? Теперь станет неважно. Теперь станет важно только одно — КТО доставил чувственную смерть и ГДЕ искать этого человека?
Я ненавижу своего сводного брата. С самого первого дня нашего знакомства (10 лет назад) мы не можем, и минуты спокойно находится в обществе другу друга. Он ужасно правильный, дотошный и самый нудный человек, которого я знаю! Как наши родители могли додуматься просить нас вдвоем присмотреть за их собакой? Да еще и на целый месяц?! Я точно прибью своего братишку, чтобы ему пусто было!..
Каждый из нас хотя бы раза в жизни задавался вопросом – существует ли дружба между парнем и девушкой? Многие скажут, что это не возможно! Герои этой истории попробуют опровергнуть этот стереотип. Получиться ли у них – время покажет.
Хватит ли любви, чтобы спасти того, кто спасает другие жизни? Чесни жаждет оставить своё проблемное прошлое позади… Оставив отношения, наполненные жестокостью, Чесни Уорд жаждет большего, чем может предложить её маленький городок. В поисках способа сбежать и приключений, она присоединяется к армии, но когда прибывает на первое место работы в Англии, она встречает Зейна − сержанта, у которого имеются свои собственные секреты. Зейн думал, но ни одна женщина не заставит его захотеть осесть… Начальник персонала Зейн Томас, авиатор Войск Специального Назначения, пропустил своё сердце через мясорубку.
Что под собой подразумевают наши жизни? Насколько тесно переплетены судьбы и души людей? И, почему мы не можем должным образом повлиять на…На…Легко представить и понять, о чём идёт речь. Слишком легко.Мы думали, что управляем нашими жизнями, контролируем их, только правда оказалась удручающая. Мы думали, что возвысились над законами бытия и постигли великую тайну.Мы…Я давно перестала существовать, как отдельное существо. Возможно, законы подчинили меня тем устоям и порядкам, которые так тщательно отталкивала и… желала принять.Слишком поздно поняли, с чем играем, а потом было поздно.