Талисман - [2]

— А не то?.. — насмешливо осведомился студент.

— Не то мой нож посмотрит, какого цвета твоя кровь!

— Ох, как страшно! — засмеялся студент. — Пожалуйста, не сердись, Янко! А то я могу упасть в обморок! А падая, могу трахнуть тебя по голове гитарой, и тогда твой череп разлетится словно яичная скорлупа!

Цыган содрогнулся, как бы намереваясь броситься на врага. Но в это время хитана крикнула повелительным голосом:

— Назад, Янко! Назад, или я забуду, что ты мой молочный брат!

— Пусть он сначала отпустит тебя, — настаивал на своем Янко, зловеще сверкая глазами. — Не его дело заботиться о твоей безопасности. Я отвечаю за тебя перед нашим племенем и перед нашим вождем.

— Ага! Ты признаешься, значит, что не случайно встретился со мной, а послан соглядатаями? — раздувая ноздри, воскликнула Заморра. — Стыдись, Янко! Я ненавижу шпионов!

— Я не шпион! Я имею права на тебя.

— Какие?

Цыган опустил глаза.

— Ты со временем станешь моей женой, — глухо вымолвил он.

— Я? Твоей женой? Никогда! — пылко ответила девушка. — Я вольна избирать себе в мужья того, кого хочу. И можешь скрежетать зубами сколько тебе угодно, но мое сердце не лежит к тебе.

— Все равно. Ты не станешь женой никого другого.

— Ого! Кто же мне запретит, если я захочу?

— Племя!

— Но племя — не ты. Ты не имеешь права командовать мной,предатель!

— К помпам! Мы тонем! К помпам! — надрывался капитан.

— Карминильо! — отозвался из угла каюты другой студент. — Кажется, и впрямь наши дела идут неважно.

— Мы тонем! — озабоченно озираясь вокруг, произнес Карминильо. — Этот проклятый контрабандист не хочет расстаться ни с малейшей частью своего груза. Если бы выкинуть за борт десятка три ящиков с ружьями и саблями, которыми он, испанец родом, снабжает врагов Испании, разбойников-рифов1, наша орка продержалась бы еще полчаса, а за полчаса мало ли что может случиться!

— Кажется, матросы бушуют, требуя, чтобы капитан позволил им разгрузить судно. Что будем делать мы?

— Посмотрим! Мы — пассажиры, и нам не следует вмешиваться в чужие семейные счеты, — пожимая плечами, ответил Карминильо.

«Семейные счеты», о которых насмешливым тоном говорил неунывающий студент инженерного факультета университета Саламанки, были особого рода: несколько уцелевших еще людей экипажа «Кабилии», по-видимому, сговорившись, бросились в трюм и принялись выволакивать на палубу тяжелые ящики, нагруженные ружьями, револьверами, патронами, кортиками и порохом.

Увидев, что делают матросы, капитан с топором в руке кинулся на них и метким ударом раскроил череп одному из моряков.

— Разбойники! — вопил он, захлебываясь от гнева. — Грабители! Каждый ящик стоит триста песет2! Вы хотите пить мою кровь? По местам! По местам, или я перебью вас всех!

— Мы потонем, если не облегчим судно от груза!

— По местам! По местам!

Расправляясь с матросами, капитан перестал править рулем, и судно заплясало по волнам, как скорлупка ореха.

Огромный вал с косматой гривой вырос за кормой, грянул на палубу, разбивая все на своем пути, судно легло на один бок, и все, что было на его палубе, — бочки, люди, ящики, связки канатов — все замелькало в водовороте.

Волна смыла всех матросов, увлекла за собой.

Каким-то чудом уцелел только сам капитан.

Поднявшись, весь мокрый с ног до головы, он, схватившись за голову, побежал к рулю. Но в тот момент, когда его руки коснулись рулевого колеса, с борта канонерки вырвался огненный сноп.

Несколько секунд — и граната разорвалась над палубой осужденного на гибель парусника. Один из ее осколков со свистом ударился в грудь капитана и, пронзив его насквозь, вылетел с клочьями окровавленного тела из раны на спине, между лопаток.

Капитан «Кабилии», больше десяти лет занимавшийся контрабандой у берегов Марокко, окончил дни своего существования. И пробил последний час для его судна. Новый вал подхватил орку, поставил почти вертикально, поднес к гряде скал, грянул боком о гребень черного камня. С треском рухнули мачты. Борт судна рассекся, и из зияющей раны, распоровшей снизу доверху корпус «Кабилии», посыпались бывшие в трюме ящики, бочонки и мешки.

Волны подхватили все это добро и погнали его к берегу, и колотили о крутые бока скал, и швыряли на прибрежный песок, забрасывая его обломками.

Канонерка, с борта которой было отлично видно, какая участь постигла судно контрабандистов, послала еще два или три снаряда, чтобы добить «Кабилию», но гранаты пролетели мимо.

В то же время сама канонерка, едва не напоровшись на один из подводных камней, повернулась и ушла в открытое море, предоставив волнам доканчивать разрушение несчастного суденышка.

Несколько часов волны бросались на полуразрушенный корпус «Кабилии» и тащили к безлюдному берегу обломки и остатки груза. Но судно все еще держалось: оно крепко засело, словно схваченное клещами, между двух камней и разрушалось очень медленно. А буря, словно утолив свою ярость, уже слабела, ветер стихал, море успокаивалось.

Вот и солнце блеснуло сквозь тучи. Но это был уже прощальный луч дневного светила, уходившего на покой.

Тогда на палубе орки показались четыре человеческие фигуры: это были пассажиры, чудом пережившие смертельную опасность.