Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - [98]

Хуже того, Талибан предоставил убежище и вооружал наиболее воинствующие группы суннитских экстремистов из Пакистана, которые убивали пакистанских шиитов, требовали провозгласить Пакистан суннитским государством и выступали за свержение правящего слоя путем исламской революции. «Хотя Пакистан и казался победителем, его успехи могут дорого обойтись ему. Триумф Талибана фактически уничтожил границу между Пакистаном и Афганистаном. По обе стороны ее пуштунские племена дрейфуют в сторону фундаментализма, и все более вовлекаются в наркоторговлю. Они становятся все более автономными, на пакистанской земле возникают маленькие фундаменталистские эмираты. Поглощение Афганистана de facto усилит центробежные тенденции внутри Пакистана», — предсказывал в 1997 году Оливье Руа.[282] Результатом афганских событий стала «талибанизация» Пакистана. Не Талибан обеспечивал Пакистану стратегический тыл, а наоборот, Пакистан обеспечивал стратегический тыл Талибану.

Пакистан оказался жертвой не только своих представлений о стратегии, но и своих разведывательных ведомств. ISI удавалось управлять джихадом на микроуровне, лишь потому, что в условиях военного режима и щедрого внешнего финансирования всякая внутренняя оппозиция могла быть подавлена. Зия-уль-Хак и ISI имели возможность делать то, что не могла делать никакая другая разведка, даже ЦРУ, — самостоятельно формулировать афганскую политику и проводить ее в жизнь. ISI могла сосредоточить все свои силы для достижения одной цели. У разведки не было могущественных политических соперников, появившихся во времена Талибана, когда ISI пришлось вступить в борьбу со многими влиятельными силами, каждая из которых поддерживала талибов, исходя из собственных интересов.

Занимаясь разработкой афганской политики и одновременно приводя ее в исполнение, ISI не оставляла места ни для критического переосмысления, учета мнений несогласных, ни для гибкости и воображения, чтобы приспособиться к постоянно меняющейся геополитической ситуации.

Теряя возможность контроля за талибами, ISI оказалась жертвой собственной негибкости и упрямства. Сотрудники разведки, работавшие в Афганистане, были пуштунами, и многие из них склонялись на сторону исламских фундаменталистов. Работая с Хекматьяром, а позднее и с талибами, пуштунские офицеры разработали собственную программу, направленную на расширение власти пуштунов и распространение радикального ислама в Афганистане за счет национальных меньшинств и умеренных исламистов.

По словам отставного сотрудника ЦРУ, «эти офицеры стали большими талибами, нежели сами талибы». Вследствие этого их доклады о Северном Альянсе и о ситуации вокруг трубопровода были искажены из-за их упрямства, догматизма и исламских идеологических клише, мешавших видеть объективные факты. Но к тому времени ISI была настолько могущественной, что ни один глава правительства не рисковал ставить под сомнение выводы разведки и ни один начальник штаба не осмеливался взяться за чистку ее рядов.

Когда Талибан только зародился, ISI оценивала его шансы невысоко. Тогда ISI находилась в обороне из-за неудачной попытки Хекматьяра захватить Кабул и из-за недостатка средств. Отступление ISI дало правительству Бхутто возможность организовать поддержку Талибана собственными силами. На протяжении 1995 года ISI продолжала обсуждать вопрос о поддержке талибов.[283] Основной спор возник между пропуштунским и происламским оперативным составом, выступавшим за увеличение поддержки Талибана, и теми, кто отвечал за стратегическое планирование и желал свести пакистанское участие к минимуму, чтобы не ухудшать отношения со Средней Азией и Ираном. К лету 1995 года пуштунское лобби в армии и ISI решили поддержать Талибан, особенно после обращения президента Афганистана Бурхануддина Раббани за помощью к соперникам Пакистана — России, Ирану и Индии.[284]

Но теперь ISI противостояли другие группы влияния, имевшие свои связи с талибами: от радикальных священнослужителей до наркобаронов. Ожесточенное соперничество между ISI, правительством и этими группами влияния еще больше раскоординировало процесс принятия решений по афганским вопросам. Пакистанский МИД был настолько ослаблен, что оказался совершенно несостоятельным в афганских делах и не мог парировать выдвигавшиеся всеми соседями — Россией, Ираном, среднеазиатскими государствами — обвинения в дестабилизации региона. Попытки изменить критическое отношение к Исламабаду в ходе тайных поездок нескольких руководителей ISI в Москву, Тегеран, Ташкент и Ашхабад закончились неудачей.

Подвергаясь все возрастающей критике из-за рубежа, вновь избранное правительство Наваза Шарифа и ISI еще более укрепились в намерении поддерживать Талибан. В мае 1997 года во время попыток талибов захватить Мазари-Шариф, ISI решила, что если Пакистан признает талибов, то это вынудит враждебных соседей иметь с ними дело, а для этого им потребуется помощь Исламабада. Эта весьма рискованная игра провалилась, когда Пакистан поспешил с признанием талибов, выбитых после этого из Мазари-Шарифа.[285]

Пакистан отреагировал на это нападками на тех, кто критиковал его, в том числе и на ООН, которая к тому времени открыто критиковала всякую внешнюю поддержку любых афганских фракций. Пакистан обвинил Генерального секретаря ООН Кофи Аннана в пристрастности. «ООН постепенно утратила свою роль в Афганистане и не пользуется доверием как нейтральный посредник», — сказал в январе 1998 года Ахмад Камаль, представитель Пакистана в ООН. Позднее на совещании послов в Пакистане Камаль говорил, что вовсе не Пакистан находится в изоляции в связи с Афганистаном, а все остальные страны изолировали себя от Пакистана и будут вынуждены согласиться с точкой зрения Пакистана в отношении талибов.