Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - [85]

Таким образом, в регионе образовались основы для двух коалиций. США встали на сторону Узбекистана, Туркменистана и Азербайджана, склоняя своих союзников — Израиль, Турцию и Пакистан — инвестировать в них, тогда как Россия сохраняла контроль над Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном. Теперь США были готовы выступить против России по мере того, как борьба за ресурсы Каспия накалялась. «Хотя очевидно, что американские политики не хотят русской гегемонии, но последствия этой гегемонии будут намного серьезнее, если Россия получит возможность контролировать доступ Запада к последним из известных запасов нефти и газа, имеющихся в мире. Даже минимальное участие США вызывает максимальное подозрение у русских», — говорит доктор Марта Брилл Олкотт, ведущий американский специалист по Средней Азии.[234]

Я начал расследовать историю, разворачивающуюся пред вами, лишь летом 1996 года. Неожиданный захват Кабула талибами в сентябре 1996 года побудил меня попытаться разобраться с двумя вопросами, озадачивавшими многих западных журналистов. Поддерживают ли американцы Талибан — прямо или косвенно, через своих союзников, Пакистан и Саудовскую Аравию? И что вызвало мощный раскол в регионе между США, Саудовской Аравией, Пакистаном и талибами, с одной стороны, и Ираном, Россией, государствами Средней Азии и Северным Альянсом — с другой? Некоторые сосредотачивали внимание на возрождении старых, времен джихада в Афганистане, связей между ЦРУ и пакистанской разведкой. Мне же стало очевидно, что именно трубопроводы вызвали интерес Вашингтона к талибам, что в свою очередь спровоцировало ответную реакцию России и Ирана.

Но исследование этого вопроса напоминало блуждание в лабиринте, где никто не говорит правды и не раскрывает своих подлинных мотивов или интересов. Работа больше для детектива, чем для журналиста, настолько мало было улик. Даже получить доступ к реальным игрокам было нелегко, поскольку решения принимали не дипломаты или публичные политики, а скрытные сотрудники нефтяных компаний и местных разведок. Самыми скрытными были нефтяники — эта привычка осталась у них после отчаянных войн с конкурентами по всему миру. Открыть, где они собираются бурить, или какой маршрут трубопровода лучше, или даже с кем они обедали час назад, — означало выдать всю игру врагам, нефтяным компаниям-конкурентам.

Руководители Bridas никогда не разговаривали с журналистами, и лишь время от времени публиковали заявления через скромную лондонскую компанию по связям с общественностью. Unocal была более доступна, но ее сотрудники были приучены отвечать мягко и бессодержательно. Но между двумя компаниями существовало одно выраженное различие, которое впоследствии окажет сильное воздействие на их отношения с Талибаном. Bridas была небольшой семейной фирмой, руководители которой получили европейское воспитание и живо интересовались политикой, культурой, историей и личностью тех, с кем они имели дело. Люди из Bridas знали все перипетии Большой игры и взяли на себя труд изучить этнические, племенные и семейные связи вождей, с которыми они встречались.

Unocal была огромной компанией, нанимавшей людей для того, чтобы руководить глобальным нефтяным бизнесом. Те, кого она посылала на места, интересовались, за редким исключением, своей основной работой, но не политическим окружением, в котором она совершалась. Если инженеры из Bridas могли часами сидеть и попивать чай с уважаемыми людьми из разных племен, то люди Unocal, стремясь побыстрее закончить дело, принимали на веру все, что им говорили знаменитые своим лукавством полевые командиры. Афганцы давно научились говорить каждому из своих собеседников именно то, что он хочет услышать, нисколько не заботясь о совпадении. Следующая слабость Unocal была в том, что ее позиция с необходимостью должна была совпадать с позицией правительства Соединенных Штатов. Как следствие, Unocal читала талибам лекции о том, как последним следует себя вести. Bridas же не испытывала никаких угрызений совести и была готова договариваться с талибами, несмотря на то, что ни одно государство не признавало их законной властью в Афганистане.

Unocal была скорее склонна полагаться на посольство США в Исламабаде и на пакистанскую и туркменскую разведки в части сбора данных, нежели находить информацию самостоятельно. Когда были напечатаны мои первые статьи о новых поворотах Большой игры и соперничестве между Bridas и Unocal, обе компании приняли меня сперва за шпиона, тайно работающего на конкурента. Unocal оставалась в этом убеждении даже после того, как Bridas поняла, что я всего лишь любопытный журналист, писавший об Афганистане слишком долго, чтобы довольствоваться их официальными заявлениями. Мне понадобилось провести семь месяцев в пути, взять более ста интервью и полностью погрузиться в литературу о нефтяном бизнесе, о котором я ничего не знал, чтобы написать передовую для Far Eastern Economic Review (апрель 1997 года).

В июле 1997 года Строуб Талбот произнес речь, ставшую этапной для американской политики в регионе. «Стало модным заявлять или, по меньшей мере, предсказывать, что на Кавказе и в Центральной Азии разыгрывается новый раунд Большой Игры. Это означает, разумеется, что основной движущей силой в регионе будет соперничество великих держав за нефть. Наша цель в том, чтобы избежать этого исхода и ни в коем случае не способствовать ему. Оставим Редьярда Киплинга и Джорджа Макдоналда Фрейзера там, где им надлежит быть, — на книжных полках истории. Большая Игра, которая завораживала киплинговского Кима и фрейзеровского Флашмена, относилась к разряду игр с нулевой суммой».