Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - [46]

Но после того, как саудовское оружие и саудовские деньги попали в руки обучавшихся в Саудовской Аравии пуштунских ваххабитов, у них появилось некоторое количество последователей. На начальном этапе войны в Афганистан был послан Абдур Расул Сайаф, афганец, долго живший в Саудовской Аравии, с заданием создать в Пешаваре партию ваххабитов, Иттихад-и-Ислами (Исламское единство). Афганские ваххабиты, иначе называемые салафитами, активно выступали против суфиев и традиционных племенных партий, но им не удавалось широко распространить свое влияние, так как большинство афганцев считало их учение иностранным изобретением. Арабские моджахеды, включая Усаму бин Ладена, нашли некоторое количество последователей среди пуштунов в основном благодаря тому, что у них было много денег и оружие.

Благодаря поставкам оружия, организованным ЦРУ и пакистанской разведкой, основной движущей силой джихада стали радикальные исламские партии. И Хекматьяр, и Масуд участвовали в неудачном восстании против президента Мохаммада Дауда в 1975 году. Потом эти исламские радикалы бежали в Пакистан и пользовались покровительством Исламабада, который использовал их как средство для давления на будущих правителей Афганистана. Когда Советы в 1979 году вторглись в Афганистан, Пакистан уже располагал подконтрольными ему исламскими радикалами, которые могли возглавить джихад. Президент Зия-уль-Хак настаивал на том, чтобы основная часть военной помощи ЦРУ доставалась именно этим партиям — до тех пор, пока Масуд не стал независимым и не начал яростно критиковать влияние Пакистана.

Эти исламские вожди происходили из нового класса людей, получивших университетское образование (Хекматьяр учился на инженера в Кабульском университете, Масуд учился во французском лицее), которые вдохновлялись самой радикальной и политизированной исламской партией Пакистана, Джамаат-и-Ислами. Пакистанская Джамаат, в свою очередь, вдохновлялась примером организации Ихван-уль-Муслимиин, «Братья-мусульмане», основанной в 1928 году в Египте с целью совершить исламскую революцию и создать исламское государство. Основатель «Братьев-мусульман», Хасан аль-Бана (1906–1949), оказал большое влияние на Абдул-Ала Маудудди (1903–1978), основавшего пакистанскую Джамаат в 1941 году.

Ранние последователи «Братьев» по всему мусульманскому миру желали, чтобы именно исламская (а не национальная и не коммунистическая) революция сокрушила колониализм. В противовес традиционным муллам эти исламисты отказывались идти на компромисс с местными неоколониальными элитами и желали радикальных политических перемен, которые приведут к созданию подлинно исламского общества, как при Пророке Мухаммаде в Мекке и в Медине, и, кроме того, смогут ответить на вызов современности. Они отвергали национализм, всякое этническое, племенное деление, феодальную структуру общества ради нового мусульманского интернационализма, объединяющего мир ислама (умма).[104] Для достижения этой цели партии, подобные пакистанской Джамаат или хекматьяровской Хизб-и-Ислами, создавали современные партийные организации, похожие на коммунистические, с системой низовых ячеек, строгой секретностью, идеологической обработкой и военным обучением членов.

Наибольшая слабость созданной «Братьями» политической модели ислама — ее склонность полагаться на одного харизматического лидера, эмира, а не на более демократически устроенное руководство. Радикальный ислам озабочен не созданием институтов, а характером и чистотой своего вождя, его добродетелью и квалификацией, тем, насколько он лично подобен Пророку Мухаммаду[105]. Поэтому такие движения предполагают, что люди уже истинно добродетельны, хотя из их логики следует, что обрести добродетель можно лишь в истинно исламском обществе. Такая модель неизбежно приводит к расцвету диктатуры (случай Хекматьяра).

Но все-таки в сравнении с Талибаном эти исламские радикалы были относительно умеренными и передовыми. Они выступали за образование женщин и их участие в общественной жизни. Они создали или пытались создать концепцию исламской экономики, банковской системы, международных отношений, более справедливого и равноправного общественного устройства. Но радикальный ислам страдал теми же недостатками и ограничениями, что и афганский марксизм будучи всеобъемлющей идеологией, он скорее отвергал, чем объединял все то национальное, социальное и религиозное разнообразие, из которого состояло афганское общество. И коммунисты, и исламисты хотели радикально изменить традиционное общество посредством революции сверху. Они хотели одним движением расправиться с племенным и национальным вопросом, что оказалось невозможным, и не желали считаться со сложностью реальной жизни.

Политическое поражение афганских исламистов и их неспособность создать теории, основанные на реальности, — частое явление в мусульманском мире. Французский ученый Оливье Руа назвал это «крахом политического ислама».[106] Мусульманское общество в двадцатом веке оказалось разделенным между двумя конфликтующими структурами. С одной стороны, это клан, племя, этнос. С другой — государство и религия. Выбор лежит между верностью малой группе и верой, лояльностью своему племени и лояльностью