Талантливая мисс Фаруэлл - [17]

Ингрид была везде: на службе, на похоронах, на поминках. Помогала людям раздеться, убирала тарелки, напоминала, что нужно поставить подпись в гостевой книге. Бекки не покупала гостевую книгу; кто-то позаботился и об этом.

Уже в конце дня, когда все начали расходиться, Бекки увидела Ингрид с охапкой смятых скатертей в руках и наконец потеряла самообладание:

— Слушай, чего ты тут торчишь? Твои ведь недавно уехали?

Ингрид тоже жила с родителями.

— Я не просила тебя все это делать.

Мы вовсе не друзья. Мы даже не знаем друг друга! И совершенно необязательно держаться вместе только потому, что и ты и я — неудачники, единственные из нашего выпуска, кто остался в городе.

Бекки удалось не произнести это вслух, но она знала: Ингрид все поняла.

Она ничего не сказала в ответ, только закатила глаза и ушла. Позже Бекки поискала ее глазами, но не увидела. В церкви никого не осталось, за окном стемнело. Бекки пришлось в четыре приема отнести цветы к себе в машину — все уже разъехались.

Какое-то время она просто каталась по городу. Туда и обратно вдоль реки, через мосты, на север, на юг. Притормозила при виде ресторана «Хэммонд», понимая, насколько устала и замерзла; ведь не ела весь день. Губы потрескались, горло болело, и Бекки казалось, что она не в состоянии выдавить из себя ни слова, не говоря уже о том, что не хотела бы столкнуться с официантом, который подавал отцу его последнюю тарелку теплого картофельного пюре, политого растопленным маслом, — любимое блюдо Хэнка.

Можно было бы и поплакать. Поддаться горю и неуверенности — что теперь будет? Почему она чувствует себя ребенком? Ей двадцать лет! Помощник контролера, вовсе не малыш-сирота.

Первое, что она увидела, остановившись перед домом, — «фольксваген» Ингрид. И Бекки… обрадовалась. Вылезла из машины, набитой лилиями и гладиолусами, и подошла к Ингрид. Та сидела на пассажирском сиденье. Двигатель выключен, горит верхний свет, в руках журнал «Гламур».

Ингрид опустила окно. Указала на коричневый бумажный пакет.

— Крекеры и бутылка портвейна. Еще печенье — разное, я не знала, ты любишь сладкое или соленое. Или и то, и другое, как я. И… — Ингрид порылась у себя под ногами и вытащила стеклянную бутылку. — Вуаля, «Джонни Уокер блэк»! Папин. Думаю, он приберегал его, скажем так, для особого случая.

Бекки двумя руками дернула тугую замерзшую дверцу старой машины. Ингрид расплылась в глупой широкой улыбке.

— Хочешь, выброшу все это, — сказала она, с пакетом и бутылкой следуя за Бекки к дому. — Если тебе не нужна компания.

— Мне никогда не нужна компания, — пожала плечами Бекки, придерживая входную дверь для Ингрид. — Можешь выбрать любое шоу. Я просто не хочу разговаривать. Надоело. — Она смотрела, как Ингрид скинула туфли и начала открывать бутылку. И добавила: — А то буду брюзжать весь вечер.

— Бекки Фаруэлл, думаешь, ты меня удивила? Держи свой бокал.

Так часто бывало в Пирсоне и других небольших городках Среднего Запада — смерть Хэнка Фаруэлла вызвала волну любви и заботы, которая помогла его единственной дочери пройти через многие трудности. Бекки получила огромное количество приглашений на Рождество и Новый год и посетила несколько праздничных ужинов, прежде всего — у Бинтонов. Смерть отца подтолкнула ее наконец официально закрыть бизнес и, возможно, явилась причиной неожиданного увеличения зарплаты в мэрии. Девушка осталась совсем одна и стойко переносила горе — ничто не могло вызвать большего уважения у жителей Пирсона.

Теоретически она могла поступить в колледж. Никто бы не стал ее критиковать. Но Бекки знала — слишком поздно. Каждую неделю Карл передавал ей все новые обязанности. Она уже курировала всю команду штатных бухгалтеров, и ее просили присутствовать на встречах высшего руководства по вопросам финансового планирования. Бекки тщательно следила за тем, чтобы выглядеть респектабельно: четыре деловых костюма пиджак-юбка, десяток блузок.

Они с Ингрид стали подругами. Бекки купила видеомагнитофон, чтобы смотреть кассеты, которые Ингрид брала напрокат по выходным. Запасалась пирожными, газировкой «Доктор Пеппер», чипсами. А если они проводили вечер не вместе, то Ингрид звонила ей просто поболтать. Бекки долго не понимала, что это за удовольствие, однако в конце концов ей стало нравиться такое общение. Они спорили, какая радиостанция лучше — WMMR легче настроить, однако во второй половине дня там скучный ди-джей; а у WOHA слабый сигнал, зато больше малоизвестных песен Джорджа Стрейта и Рэнди Трэвиса. Сплетничали об одноклассниках, вспоминали школу — ссоры, увлечения. Обсуждали мужчин, с которыми работали. Бекки привыкла к тому, что Ингрид сводила все темы к интересующим ее парням и вечно волновалась, позвонят они ей или нет. Роль Бекки, как она поняла после того, как разок оплошала, заключалась в том, чтобы, несмотря ни на что, настаивать: да, конечно, «Как-его-там» обязательно позвонит. Порой Ингрид принималась зевать посреди разговора, и Бекки начинала прощаться, однако Ингрид нравилось болтать, засыпая. Она всегда находила что сказать.

Порой они вместе ходили в церковь, когда после «Часа кофе» проводилось какое-то мероприятие, вроде упаковки обедов для приюта или обучения детей. Обе были очень энергичными, им нравилось делать что-то для города, особенно если за это хвалили (Бекки) или угощали выпечкой (Ингрид). Пирсон привык к тому, что они часто появлялись вместе; со временем и Бекки привыкла.