Талант марионетки - [18]

Сейчас же он был увлечен разговором с министром, а его новая пассия Марианна ван дер Меер пила дорогое вино и со скучающим выражением лица ощипывала виноград, отрывая по ягодке от большой грозди и отправляя их одну за другой в рот. Она обвела зал томным взглядом из-под густо накрашенных ресниц и прильнула к Морелю, шепча ему на ухо что-то, от чего тот быстро улыбнулся и продолжил серьезный разговор.

– Кхе, кхм… – Пьер крайне не хотел прерывать диалог своего босса с самим министром и знал, что мсье Морель едва ли одобрит, если секретарь влезет в их беседу.

Тот раздраженно оглянулся и бросил:

– Что такое?

– Мсье Морель, с вами очень настойчиво желает поговорить один человек…

– Ты не видишь, что я занят?

– Это мсье Кер, и он…

Морель нахмурился и кашлянул, прочищая горло.

– Проводи его в мой кабинет, – приказал он Пьеру, – и скажи, что я скоро буду.

Министр приподнял бровь:

– Настолько важное дело?

– Это касается… нового сезона. – На красном лице Мореля выступили капельки пота. – Я буду рад, если моя прекрасная спутница сможет сегодня вечером составить вам компанию и как следует вас развлечет.

Клементель усмехнулся в густые черные усы и оглядел Марианну:

– По крайней мере выглядит она куда лучше вас. Где же вы откопали такую красотку?

– В Брюсселе.

– Но не смогли удержаться и пригласили в Париж? Что ж, понимаю – зачем оставлять такое сокровище в холодной северной стране, если его можно согреть здесь.

– Она прекрасная актриса, – тонко улыбнулся Морель. – А теперь позвольте мне откланяться, – он и впрямь слегка поклонился министру, чмокнул Марианну в губы и шепнул: – Не дай ему заскучать!

– Ах, мсье Клементель, теперь я за вас отвечаю! – хохотнула та и подняла свой бокал.

В тот вечер ждали исполнителей главных ролей, но ни Цезарь, ни Клеопатра не спешили появляться перед поклонниками. Музыканты из оркестра, вместо того чтобы, как обычно, первыми бежать домой, играли незатейливую музыку для развлечения собравшихся гостей.

– А это кто? – спросила Жюли и кивнула в сторону.

Шампанское слегка раскрепостило ее и придало уверенности, хотя еще десять минут назад она не отлипала от стены и боялась поднять взгляд на окружающих. Имена многих из них она встречала в газетах и теперь не могла поверить, что оказалась в их среде. На банкет было разрешено прийти всем, даже не занятым в спектакле, но Дежарден велел им «не наглеть и не путаться под ногами», и его слова молодая актриса восприняла буквально. Сесиль, смеясь, схватила ее за руку и потащила знакомиться, и вскоре от водоворота имен и лиц, а также пузырьков игристого вина у Жюли закружилась голова.

– Это же наша Аделин, – удивилась ее невежеству рыжая девушка, облизывая пальцы. Она налетела на стол с десертами, подобно стае саранчи после Великого поста, и теперь целенаправленно сметала эклеры, профитроли и трюфели. – Ммм, как же вкусно, попробуй!

Жюли покачала головой – кусок не лез ей в горло.

– Так вот, Аделин Баррон, – продолжила Сесиль. – Она начинала с самых простых ролей, прямо как мы, а два сезона назад вышла на главные роли, представляешь? Играла Люсиль в «Мещанине во дворянстве» и Гермию в «Сне в летнюю ночь». Наверняка и в новой премьере у нее будет одна из главных ролей!

Молодая девушка – на вид ей едва ли можно было дать больше двадцати пяти – стояла в центре зала в окружении нескольких мужчин, с вежливой улыбкой что-то им рассказывая. Она была одета довольно просто – розовое платье почти до щиколотки с золотистым поясом чуть ниже талии, розовая же лента сдерживает уложенные в незатейливый пучок каштановые волосы, – однако привлекала к себе внимание. Правильные черты лица, распахнутые голубые глаза и губы сердечком делали ее похожей на всех юных, целомудренных героинь пьес разом и каждую в отдельности. Аделин слегка улыбалась и опускала пышные ресницы, когда кто-то из ее собеседников отпускал шутку, но уже через мгновение лицо ее становилось серьезным.

– А это журналисты, – пояснила Сесиль, прожевав очередной эклер. – Тот в очках – из «Ле Монд», другого, повыше, я не помню, а этот, в желтом пиджаке, – фотограф из «Ля ви паризьен».

Вскоре журналисты откланялись, и Жюли заметила, что один из них, смешной лысоватый мужчина в пиджаке канареечного цвета, расставляет треногу для фотокамеры, а остальные гости постепенно перемещаются к дверям, ведущим из служебных помещений. Все ждали появления виновников торжества.

– Эй, Жиль, сфотографируй нас! – вдруг крикнула ему Сесиль и притянула к себе Жюли, приобняв ее за талию. От неожиданности та зажмурилась, когда яркая вспышка выстрелила ей прямо в глаза, а Сесиль счастливо захлопала в ладоши и послала фотографу воздушный поцелуй. – Вот увидишь, нашу фотографию разместят в газете! – шепнула она.

Но никому уже не было дела до двух актрисок, кокетничающих в углу огромного фойе. Жиль вместе с неповоротливой камерой развернулся к двери, когда на пороге появился Жером Дежарден. В отличие от собравшихся, он был одет весьма просто, будто вышел с утра выпить кофе в ближайшем кафе, а небрежно повязанный шейный платок ярко-оранжевого цвета и взлохмаченные светлые волосы не придавали его персоне респектабельности, однако все знали, кто перед ними. Он пожал руки нескольким людям впереди – просто по-приятельски, хотя среди них был и первый секретарь министерства культуры Франции, и генерал Вейган, и мсье Робино, и другие не менее значительные господа. Он перекинулся с ними несколькими вежливыми фразами, поцеловал руки их дамам и помахал кому-то вдали. Жюли еще не видела режиссера в таком хорошем настроении: на репетициях он обыкновенно кричал, сердился или сурово молчал, лишь изредка одобрительно кивая, сейчас же улыбался и охотно беседовал с журналистами.