Такая работа - [17]

Все, что я мог, — это лежать, закрыв глаза и закусив губу, чтобы не орать, и молча молиться. Не то чтобы я был особенно религиозен. Я хожу в церковь только по делу и с большим подозрением отношусь к священнослужителям. Но при этом я почти уверен в существовании бога. У меня есть пара косвенных доказательств его бытия и довольно стройная теория на этот счет. Кроме того, в моей жизни нередко случалось так, что кроме него, мне некому было помочь. И я все еще жив.

Вероятно, бог, прячущийся за сырыми московскими облаками, услышал меня и проникся сочувствием, потому что спустя пять минут я отрубился.

Все.

Я в домике.

Два человека живут вместе, когда не могут жить по отдельности, и переделывают друг друга изо всех сил, потому что не умеют принять партнера таким, какой он есть. Если они делают это достаточно долго, это называют любовью, верностью и крепкими семейными отношениями.

Он терпеть не может костюмы и галстуки, но влезает во все это и отправляется на ланч с ее отцом, потому что любит ее. Она не любит футбол, но героически высиживает полуторачасовой матч «Спартак» — «Зенит», изо всех сил стараясь свистеть и хлопать вовремя.

Любовь — это когда ты позволяешь партнеру переделывать тебя под идеальный образ, существующий в его голове. Потому что никто, ни один человек в мире не захочет принять тебя такой, какая ты есть. Несовершенной.

— Как печенье? — спросила Рита.

— Есть можно, но снизу подгорело и сахара слишком много, — отозвался муж, не отрываясь от монитора.

— Спасибо, я учту, — кивнула Рита и забрала у него пустую тарелку. Все-таки доел ее ужасную стряпню. Заботится.

— И на кухне что творится вообще? Засрала тут все, — бросил Папернов ей в спину. — Хоть раз в неделю можно задницу оторвать от кресла и помойку разобрать? Целыми днями дурью маешься!

Асфальт был так близко, что Рита с легкостью могла бы дотянуться до него кончиками пальцев. Когда стоишь босиком на подоконнике девятого этажа, кажется, что лететь тут всего ничего.

Не падать.

Лететь.

Рита всегда боялась смерти, но именно смертность была той вещью, которая примиряла ее с жизнью. Очень многое можно вытерпеть, если знаешь, что всегда есть возможность сбежать.

Разбудил меня телефонный звонок. Я машинально нащупал трубку на крышке стиральной машинки и поднес к уху, не открывая глаз. Больше всего на свете я хотел, чтобы меня все оставили в покое. Я умер. Во всяком случае, до завтрашнего утра. Но мои желания редко совпадают с моими возможностями.

— Алло! — буркнул я.

Звонил мой бывший одноклассник Олег Селиверстов, ныне — майор милиции. Пару раз я помогал ему по мелочи. Мне не сложно определить местонахождение украденных вещей или наложить заговор от травм, тем более если мне за это платят. Обычно я не против лишнего заказа.

Но мне не хочется чувствовать, что я на работе двадцать четыре часа в сутки. По-моему, это вполне простительная слабость.

— Кир? Извини, что так поздно, но у меня к тебе срочное дело, — сказал он.

— Насколько? — спросил я. Ладонь жутко чесалась, а в самом ее центре белела жирная точка новенького шрама. Вампирский укус заживает куда быстрее собачьего, хотя процесс лечения весьма болезненный. Проблема не в аккуратной дырочке, а в том, что попадает через нее в твою кровь.

— Скажем так — твоя консультация нужна мне вчера, — ответил Олег. — Ты можешь поймать машину и приехать?

— Сейчас два часа ночи, — заметил я. — И, откровенно говоря, я довольно паршиво себя чувствую.

— Хорошо, — покладисто сказал он. — Не поймать машину, а вызвать такси. Кир, у меня на руках очень странное убийство. Настолько странное, что Грищенко сам предложил обратиться к тебе. Я уже вписал тебя в ведомость.

— А ты не мог бы в следующий раз сначала спросить, какие у меня планы? — поинтересовался я. — Может, я вообще не в Москве!

— А ты не в Москве? — забеспокоился он. — Так… Я думаю, мы сможем организовать тебе оплату билета на самолет, но ты должен прямо сейчас…

— Я дома, — мрачно признался я, перебив его. — Я только что вернулся с очень тяжелой встречи с клиентом.

Мне было интересно, оставит ли он меня в покое, если я сейчас наору на него матом. Нет, вряд ли. Не думаю, что я мог бы сказать ему что-то, что бы его удивило. Если честно, я был уверен, что Олег ругается матом куда лучше, чем я. У него практики больше.

— Отлично! — обрадовался Селиверстов. — В следующий раз, обещаю, я позвоню тебе заранее.

Я знал, что он врал. Каждый раз, когда мы с ним работали вместе, моя консультация требовалась уже вчера. В крайнем случае — прямо сейчас. Олег почему-то считал, что это вполне согласуется с правилами хорошего тона.

— Все, — сказал он. — Жду тебя через час.

И тут же отключился. Я набрал номер круглосуточной службы такси и обреченно полез в шкаф искать свежую футболку.

Зачем, спрашивается, я вообще взял трубку?

Мой дом — моя крепость. Офис обходится мне недешево, но мне приходится позволять себе эту роскошь. Мне нравится думать, что никакой монстр не придет ко мне тогда, когда я сплю, только потому, что однажды мне пришлось на него работать. Один раз я нарушил этот принцип, и последствия аукаются мне до сих пор. Бывает, что я вообще никого не хочу видеть, но некоторые наши желания выходят за пределы наших возможностей.