Так не строят! - [6]

Ратники подняли неразборчиво ругающегося и отсмаркивающего кровавые сопли друга, с издевательской тщательностью отряхнули на нём порты и рубаху, а когда тот твёрдо встал на ноги, ещё и махнули ему поясной поклон:

– По здоровью ли, боярин? Блохи твоё боярство не одолевают ли? – съязвил тот, что давеча звал товарища «поднимать Никона».

– Да пошли вы все в… – сказать, куда именно, «битый поленом и плотником» не решился.

– Мы-то пойдём, – русобородый вновь сплюнул кровью, – а ты чо?

– А ничо! – огрызнулся Никон.

– А если «ничо», то двигай домой, потаскун, – заржали его друзья.

– Да иду я, иду…

– Вот и иди! – русобородый глянул на товарища неласково и обернулся к хозяйке. – Извиняй, Алёна!

– Ладно, Елизар, чего с дурня взять, – Алёна то ли удивленно, то ли осуждающе смотрела на встающего с земли Сучка.

– Ну, мы пошли тогда… – Ратники неспешно повернулись к центру села. Но Сучок, о котором они уже и думать перестали, с таким завершением драки был совершенно не согласен.

– Куда-а, б…?! – На яростный крик обернулись все.

Плотницкий старшина стоял возле забора, и видок у него был!.. Рожа, борода, драная рубаха и порты равномерно перемазаны кровью и землёй, под глазом здоровенный синяк, плешь в ссадинах, а в руке засапожник…

– Гыы! – радостно подал голос Бурей.

– Во, неугомонный! – скорее весело, чем зло, ратники разом развернулись, охватывая Сучка с трёх сторон.

– Уймитесь, дуроломы! – рявкнула Алёна, делая шаг между своим незваным защитником и односельчанами.

Однако плотницкий старшина этого уже не видел. Бешенство мутной вонючей волной ударило в голову и едва не выплеснулось через уши. Сучок издал звук, сильно смахивающий на брачный рёв медведя, и ринулся на обидчиков, чуть не сбив по дороге Алёну.

Гнев – плохой помощник в драке. Особенно когда драться приходится с тремя опытными бойцами. В чём мастер немедленно и убедился: ратники в мгновение ока выбили из руки засапожник, от души настучали кулаками по различным частям плотницкого организма и снова отправили в полёт.

– Бухх, – сдержанно-удивлённо сказал забор, вновь встретившись с Сучковой плешью.

– Всё! – выдохнул русобородый. – Угомонили! Но хорош, засранец!

– Гыы! – согласился Бурей.

Алёна не успела сказать ничего.

Сучок поднимался. Цепляясь за забор, харкая кровью, он всё же встал. Хотя мог бы и лежать. Целей своих плотницкий старшина добился: на Алёну своими подвигами впечатление произвёл, соперника побил, а то, что самому потом насовали досыта, так это даже лучше – держался против превосходящих сил достойно, в долгу не остался, а женщинам свойственна жалость, от которой, как известно, до любви всего ничего.

Вот только Сучку всё это было уже побоку. И Алёна тоже. Баба, занимавшая все его мысли до драки, как и причина, по которой он в эту драку ввязался, – все отступило перед гневом и яростным желанием поквитаться за свое унижение. Такого сидящий в Кондратии зверь спускать не привык: или убей, или умри – другого он не знал и знать не желал. Потому и встал. Да и за засапожник немного раньше схватился по той же причине.

– Ну, ни хрена себе! – присвистнул кто-то из ратников.

Сучок молча сплюнул кровью и вытянул из-за пояса топор. Крутанул его в руке. По тому, как крутанул, все поняли – умеет. Не первый раз с топором против меча выходит. Толпа зевак насторожилась: дело приобретало серьезный оборот.

– Ну, заморыш, сам напросился! – Никон вытянул меч из ножен и в свою очередь прошелестел им в воздухе.

Мастер вдруг перебросил топор в левую руку, стряхнул с правой оторванный рукав и перебросил оружие обратно. И проделал это в одно мгновение. Русобородый присвистнул, но с места не двинулся.

Поединщики, медленно сближаясь, мелкими шажками пошли по кругу, стараясь поставить противника напротив солнца. Если у кого из зрителей и оставались сомнения в том, что поединок кончится кровью, и совсем необязательно наглого пришлого, то сейчас они точно рассеялись – село воинское, и в таких вещах тут разбирались. Вот и Бурей разобрался.

Никто толком ничего не понял. Просто по месту начинающегося смертоубийства с рёвом пронёсся горбатый косматый смерч. Меч Никона отлетел шагов на пять, сам ратник свернулся клубочком в пыли, два его товарища внезапно присели отдохнуть, где стояли, а Сучок лишился топора и в третий раз взмыл в воздух.

– Бухх, – устало сказал забор, привычно здороваясь с плотницкой плешью.

Некоторое время на улице стояла тишина. Потом у ограды завозился русобородый. Алёна молча теребила кончик платка.

– Надо ещё чего, соседка? – осведомился Бурей, видать, наскучив молчанием.

– Спасибо, дядька Серафим, я сама.

– Ну, как знаешь!

– Откуда ты на мою голову взялся, дурень бешеный?! – Алёна недоумённо пожала плечами. – И не бросишь теперь!

Потом сокрушённо вздохнула, одной рукой подхватила топор своего поверженного защитника, другой его самого и скрылась за калиткой.

– Гыы! – не то удивлённо, не то задумчиво произнес Бурей и полез через забор на своё подворье – не идти же до ворот, в самом деле.

На улице, постанывая и матерясь, поднимались ратники.

Очнулся плотницкий старшина Кондратий Епифанович Сучок от тягостной головной боли.