Так не бывает - [73]

— Я тогда в госпитале лежал. Вместе с Тумановым, — Ирма вздрогнула, хрустнула пальцами. Алекс не сдержался. — Проклятье! — процедил он, стукнув кулаком по крышке комода. — Да перестань ты вздрагивать от этой фамилии! Он не я, слышишь? Пойми уже, наконец, что тот Туманов, о котором говорю я, погиб двадцать лет назад. Понимаешь, двадцать! А я живой, слышишь?! Живой! Я! Тот, за кого ты вышла замуж три года назад. И неважно, что у меня другое лицо и имя. Я это я. И ничто не изменит этого. Разве ты не понимаешь?

«Я не понимаю, — с трудом разняв пальцы, Ирма неуклюже сложила их в жесты, — почему ты стал другим? Тогда и теперь…»

— Потому что того, кем я был на самом деле, убили, — Алекс тяжело выдохнул, вспомнив, как разбили группу медиков, поставляющую медикаменты пострадавшим в горячие точки. Он был тогда в той группе. И уцелел только потому, что его спас Шумахер. Спас, вместо того, чтобы убить. Как должен был. — Меня заказали так же, как отца. Как маму. Но я выжил. В госпиталь попал вместе с Лёхой. Ему повезло меньше. Шансов выжить у него не было. Тогда я и решил стать Тумановым для всех.

«Зачем? Ты ведь выжил. К чему нужна была эта… — она потеребила растрепавшиеся волосы. Видимо, подбирала подходящее слово. — …маскировка?»

«Чтобы снова не убили», — так и хотелось сказать, но он сдержался. Сказал совсем другое, что тоже было правдой. Сейчас он это знал, а тогда им руководил страх за собственную шкуру и желание отомстить любой ценой.

— Из-за Леськи. Если бы вернулся Саня Костромин, Леся могла пострадать, а я не мог этого допустить. Она единственная, кто у меня тогда остался.

«А как же твои близкие? Близкие Алексея? Разве они ничего не поняли?»

— Некому было. Мои родители погибли, Лёхины тоже… — Алекс немного помолчал, вспоминая как еле оттащил озверевшего Лёху от отчима. Лёха забил его гаечным ключом. Так же как тот запинал ногами Лёхину мать. Алекс до сих пор помнил то кровавое месиво, в какое его друг превратил отчима. От трупа они избавились вместе. Потом их с сестрой взяли под опеку родственники отчима. И жизнь вроде наладилась, пока Лёха не пропал… Алекс почесал бровь и снова заговорил: — Да и маскироваться пришлось не особо. Лёху много лет близкие не видели, да и изменился он очень. Не осталось и следа от нашей было схожести. Да и меня потрепало неслабо, — он сжал и разжал ладонь. Рассказывать Ирме о том, что он сам изуродовал себе лицо до неузнаваемости, не стал. — Впрочем, маскировка не особо и помогла. Академик сбежал. И хоть официально он считается мёртвым, лично я в это не верю, — Алекс подошёл к окну. В соседнем доме горел свет. Ольга уже дома. Он задумчиво почесал бровь, как вдруг в кармане зазвонил мобильный телефон. Алекс глянул на дисплей — Ольга. Чёрт, он же совершенно забыл предупредить её.

— Прости, родная, я должен ответить, — и, получив Ирмино молчаливое согласие, ответил и вышел в коридор.

— Алекс, а ты чего в гости не заходишь, раз уж приехал? — прозвенел в трубке женский голос. Мотоцикл увидела, узнала.

— Извини, подруга, но мне сегодня не до гостей, честно.

— Ты не один? — догадалась она.

— Не один, — согласился он и обернулся. Ирма стояла у лестницы, неотрывно смотря на него. И что-то было в её взгляде… Алекс даже не мог объяснить, что именно. Но эти золотистые искорки вызывали трепет, и жаркая волна пробегала по телу, лишая рассудка.

— Извини, Оль, я перезвоню, — и отключился.

Ирма спорхнула со ступеней подобно мотыльку, летящему на огонь, на ходу что-то объясняя. Алекс не соображал. Видел только её. Растрёпанную, окутанную лунным сиянием, как ореолом, сосредоточенную. Она принимала какое-то решение. И приняла, потому что решительно подошла к нему настолько близко, что и муха не пролетит. С нежной силой обхватила его шею и поцеловала. Её губы отдавали кофейной горечью. Почему? Она ведь не пила кофе. Руки её робко заскользили вверх, провели по его бритому черепу, заросшей щеке, пересохшим от волнения губам. Мурашки пробегали по телу везде, где касались её пальчики. Алекс не должен был поддаваться. Он не за тем привёз Ирму сюда, чтобы очертя голову бросаться в головокружительный омут. Он не всё рассказал. Впереди предстояло самое страшное признание, и он даже попытался отстранить Ирму, вставить слово, но она заткнула ему рот горячим, страстным поцелуем, в котором не было ни капли нежности. Одни инстинкты. Первобытные и существующие по своим, неподвластным ни сердцу, ни разуму законам. И Алекс сдался. И его откровения вдруг потеряли важность, смысл. Остались лишь он и Ирма, сгорающие в неистовом пламени страсти на узком полу коридора…

…Ирма сбежала, как воришка. Не оглядываясь, спотыкаясь на каждом камешке. Куталась в ветровку, которая не спасала от охватившей её дрожи. По раскрасневшимся от пронизывающего ветра щекам струились слёзы. Сердце кололо. И боль становилась только сильнее с каждым вдохом. А ещё очень хотелось вернуться. Выбросить записку, которую она оставила на обеденном столе, и лечь под бок Алексу, мирно спавшему на диване кухни. Но Ирма гнала от себя эти мысли, подавляла желания, заставляя идти вперёд. Всё равно куда, лишь бы подальше от этого странного дома и рушащей жизнь исповеди. Она понимала, что если Алекс расскажет о себе, то разрушит то малое, что ещё осталось между ними. Понимала, потому что знала — она не выдержит его правды. Ирма быстро шагала, натыкаясь на редких прохожих. Кто-то даже попытался остановить её, познакомиться, но встретившись с её взглядом, отшатнулся как от прокажённой. Что он видел там, в её затянутых мутной пелёной слёз глазах? Боль? Безысходность?