Так называемое зло - [44]

Итак: то, что у видов, заботящихся о потомстве, мать не обижает своих детенышей – вовсе не «сам собой разумеющийся» закон природы. В каждом отдельном случае это должно быть обеспечено особым механизмом торможения; с одним из таких механизмов мы только что познакомились на примере индейки. Каждый работник зоопарка, каждый, кто разводил кроликов или пушных зверей, может рассказать историю о том, каких, казалось бы, ничтожных помех бывает достаточно, чтобы подобные механизмы торможения отказали. Я знаю случай, когда пассажирский самолет Люфтганзы, сбившись в тумане с курса, низко пролетел над фермой чернобурых лисиц, и из-за этого все недавно ощенившиеся самки съели своих щенков.

У многих позвоночных, не заботящихся о потомстве, и у некоторых из тех, которые заботятся о нем лишь ограниченное время, детеныши уже в раннем возрасте, часто задолго до достижения окончательных размеров, бывают столь же ловкими, пропорционально столь же сильными и – поскольку эти виды по большей части все равно не могут научиться слишком многому – почти столь же умными, как взрослые. Поэтому они не особенно нуждаются в защите, и старшие собратья по виду обходятся с ними без всяких церемоний. Совсем иначе обстоит дело у тех высокоорганизованных существ, у которых большую роль играют обучение и индивидуальный опыт; у них родительская опека должна продолжаться долго уже потому, что «жизненная школа» требует много времени. На тесную связь между способностью к обучению и продолжительностью заботы о потомстве уже указывали многие биологи и социологи.

Молодой пес, волк или ворон, достигший уже окончательных размеров тела, но не окончательного веса – это неловкое, неуклюжее, долговязое существо, которое было бы совершенно неспособно защитить себя от серьезного нападения взрослого собрата по виду, не говоря уже о том, чтобы спастись от него стремительным бегством. Казалось бы, молодым животным названных и многих подобных видов то и другое должно быть особенно необходимо по той причине, что они беззащитны не только против внутривидовой агрессии, но и против охотничьих действий собратьев по виду – крупных хищников. Однако каннибализм у теплокровных позвоночных, по-видимому, очень редок. У млекопитающих он, вероятно, исключается главным образом тем, что собратья по виду «невкусны», что довелось узнать многим полярным исследователям при попытках скормить мясо умерших или забитых по необходимости собак оставшимся в живых. Лишь истинно хищные птицы, прежде всего ястребы, могут иногда в тесной неволе убить и съесть своего сородича; однако я не знаю ни одного случая, чтобы подобное наблюдалось на воле. Какие сдерживающие факторы этому препятствуют, пока неизвестно.

Для уже выросших, но еще неуклюжих молодых птиц и млекопитающих, о которых идет речь, агрессивное поведение взрослых, очевидно, гораздо опаснее любых каннибальских наклонностей. Эта опасность устраняется с помощью ряда очень четко организованных механизмов торможения, большей частью также еще не исследованных. Исключение составляет легко доступный пониманию механизм поведения в не знающем любви сообществе квакв, которому мы далее посвятим небольшую главу. Этот механизм позволяет оперившимся молодым птицам оставаться в колонии, хотя в ее тесных границах буквально каждая ветка на дереве является предметом яростного соперничества соседей. Пока молодая кваква, покинув гнездо, еще попрошайничает, это уже само по себе обеспечивает ей абсолютную защиту от любых нападений оседлых взрослых квакв. Прежде чем взрослая птица соберется клюнуть молодую, та, «квакая» и хлопая крыльями, бросается ей навстречу и старается схватить за клюв и «подоить», потянув его вниз – точно так же, как поступают птенцы, когда хотят, чтобы родители отрыгнули им пищу. Молодая кваква не знает «лично» своих родителей, и я не уверен, что те узнают индивидуально своих детей; заведомо узнают друг друга только молодые птенцы из одного гнезда. Взрослая кваква, у которой нет настроения кормить, в испуге бежит от натиска собственных детей, и точно так же бежит она от любого чужого птенца, вовсе не собираясь его трогать. У многих животных известны аналогичные случаи, когда защитой от внутривидовой агрессии служит инфантильное поведение.

Еще более простой механизм позволяет молодой квакве, уже выросшей и независимой, но долго еще остающейся неравным соперником, приобрести собственный маленький участок в пределах колонии. Молодая кваква, которая почти три года носит детский костюмчик в полоску, возбуждает у старших гораздо менее интенсивную агрессию, нежели птица с взрослой окраской. Это приводит к интересному явлению, которое я не раз наблюдал в альтенбергской колонии свободно гнездившихся квакв. Молодая кваква без всякого умысла приземляется где-нибудь в пределах семейного участка насиживающей пары и, к счастью для себя, попадает не в его свирепо охраняемый центр, т.е. не в ближайшую окрестность гнезда. Но это раздражает одного из соседей, и тот, как «принято» у квакв, медленно подкрадывается к пришельцу, делая угрожающие движения. Однако при этом он неизбежно приближается и к расположенному в том же направлении гнезду соседней высиживающей пары, а поскольку он своим роскошным нарядом и угрожающей позой вызывает гораздо бОльшую агрессивность, чем тихо и робко сидящая молодая птица, именно его, как правило, «берут на мушку» соседи, поднимаясь в контратаку. Часто они атакуют на волосок от молодой птицы и тем самым невольно защищают ее. Поэтому «нераскрашенные» кваквы обычно поселяются между территориями оседлых насиживающих птиц в строго определенных местах, где появление «раскрашенной» кваквы провоцирует нападение хозяина, а появление птицы в юношеском костюме – еще нет.