Так начиналось… - [2]

Удержат ли большевики государственную власть? Этот вопрос занимал умы всех без исключения современников Октября — и врагов его, и союзников, и тех, кто пока оставался в стороне, и тех, кто всегда слыл нейтралом.

Пророки, предсказывавшие падение Советской власти через три дня, через три недели, через три месяца, посрамлены историей. Но тогда, в семнадцатом, когда весь мир находился в состоянии неустойчивого равновесия, голоса предсказателей и вещателей будущего частенько поражали воображение слабонервных и колеблющихся. Не каждый, даже образованный и мыслящий, человек мог правильно понять существо происходивших событий. А те, кто понимал верно, делились в конце концов на два лагеря. «За» или «против».

Русская интеллигенция тоже стояла перед этим выбором. Конечно, интеллигент интеллигенту рознь. Социальное и материальное положение академика и банковского служащего, горного инженера и врача далеко не одинаково. Но все эти люди до революции относились в общем-то к обеспеченному слою населения. И по логике вещей они должны были поддерживать власть имущих. Согласно одной из исторических схем интеллигенция после Октября разделилась на три группы. Высшая — профессура — была враждебна Советской власти. Средняя — так называемые спецы — держалась нейтрально. А низшая — так сказать, пролетарии умственного труда: учительство, низкооплачиваемые служащие — выступила «за». Однако схема схемой, а жизнь жизнью.

Чтобы построить социализм в отсталой стране, нужно было прежде всего создать в ней крупную машинную индустрию. Двинуть это дело, не заботясь о техническом прогрессе, о развитии науки, немыслимо. Вот почему Ленин рассматривал науку как важную часть государственной деятельности. Ни один класс в истории не был так заинтересован в развитии науки и крупных центров научной мысли, как пролетариат. И хотя Советская власть еще не утвердилась по всей стране, хотя еще не был сломлен саботаж государственных служащих, а неподалеку от жизненных центров России еще стояли германские дивизии, научное строительство не было отложено в долгий ящик.

15 ноября «Газета Рабочего и Крестьянского правительства» публикует обращение «Ко всем учащим». «Народ зовет вас работать вместе. Он будет делать свое дело с верными своими сотрудниками и добровольческими силами».

В ноябре же декретом Совнаркома создается научный отдел при Государственной комиссии по просвещению.

Из чего исходило новое правительство, стремясь строить жизнь страны на строго научных основах? Разумеется, из того, что конечная цель революции — социализм — предопределяла государственную заботу о науке. Это главное и это одна сторона медали. Другая сторона была не менее существенной. Напоминая буржуазным интеллигентам об их гражданском долге перед народом, Советы опиралась на добрые традиции, которые десятилетиями утверждались мыслящими людьми России. Лучшая часть русской интеллигенции верно служила народу, гордилась тем, что несет свет знания в темную массу.

И если к январю 1918 года саботаж специалистов был практически сломлен, то в этом не только заслуга власти и органов подавления, но и тех интеллигентов, которые проявили тогда понимание момента, понимание нужд народа, взявшего власть, чтобы управлять, но еще не умевшего управлять.

К тому времени революция расплеснулась по всей территории бывшей империи — «Декрет о мире», «Декрет о земле» стремительно и неотвратимо делали свое дело. Надо было оглядеться, привести хотя бы в элементарный порядок хозяйство страны — национализированные заводы, транспорт, банки, армию.

У большевиков всего несколько дней передышки, после которой международный империализм попытается задушить Советы руками кайзеровских солдат. Несколько январских дней, полных напряжения и борьбы.

В эти дни Владимиру Ильичу стало известно, что в Наркомпросе поговаривают о реорганизации Академии наук. Вероятнее всего, что ему об этом сказал академик Алексей Александрович Шахматов, пришедший в Смольный к Ильичу с просьбой помочь рукописному отделению библиотеки Академии наук упаковочными средствами.

Кое-кто думал, что в академию можно войти, как в банк или на телеграф, опоясавшись патронташем и подвязав пару лимонок. Припугнуть, поднажать, заставить. Злостных саботажников отстранить. Приставить комиссара. И застучат кассовые и телеграфные аппараты в руках спецов. Заработает мысль. И пойдет русская наука вперед по рельсам социалистического строительства.

Ленин крайне обеспокоился. Он пригласил к себе Анатолия Васильевича Луначарского, тогдашнего наркома просвещения.

— Очень боюсь, чтобы кто-нибудь не «наозорничал» вокруг Академии. Нам ведь сейчас вплотную заняться Академией некогда, а это важный общегосударственный вопрос. Тут нужна осторожность, такт и большие знания, а пока мы заняты более проклятыми вопросами. Найдется у вас какой-нибудь смельчак, наскочит на Академию и перебьет там столько посуды, что потом с вас придется строго взыскивать.

— Не наскочит, Владимир Ильич, — успокоил Луначарский. — Наркомпрос считает планы коренной реформы Академии наук несвоевременными.

— То-то. К этому учреждению надо относиться бережно и осторожно и лишь постепенно, не раня ее органов, ввести ее более прочно и органично в новое коммунистическое строительство.