Так начиналась Мещура - [3]

— Ты возьми свои вещи, а я маму, — Виктор поднял на руки умершую женщину, спустился по трапу и отнёс её в сторону, в тень.

На него никто не обращал внимания. К смертям в дороге привыкли.

— Глянь, село какое-то.

— Кажется, немалое. Ну, ежели среди людей, всё легче, — переговаривались между собой прибывшие.

А на берегу уже собирался деревенский народ. Кто хмуро, кто с сочувствием оглядывали толпу высадившихся из баржи людей.

Главный сопровождающий передал список коменданту, распорядился выгрузить провизию, инструменты. Катер, развернув баржу, потянул её вниз по реке.

Несмотря на множество народа, на берегу стояла тишина, все молча провожали взглядами баржу.

— Так, внимание, — крикнул комендант, — вы все теперь в моём распоряжении. Зовут меня Николай Петрович. Располагайтесь на берегу. Ничего. Тепло. Не замёрзнете. Ежели что сварить надо, можете развести небольшие костры. Только аккуратно мне тут, а то, не дай Бог, пожар. Подальше от строений, подальше от кустов-деревьев. У самой воды. Слышали? У самой воды. И два-три костра, не более. Варите по очереди.

— А что варить-то? У нас ничего нет, — крикнул кто-то.

— И у нас ничего. И у нас, — поддержали его несколько голосов.

— Я говорю про тех, у кого есть. А остальным — паёк хлеба по списку.

К коменданту подошёл Виктор.

— Николай Петрович, можно спросить?

— Чего тебе?

— Нам бы женщину схоронить, по дороге умерла.

Комендант повернулся к местным:

— Настасья, иди сюда. — Подошла женщина. — Настасья, помоги парню. Иди, она всё покажет, — обернулся он к Виктору.

В помощь коменданту оставили двух охранников. Так, для порядка…

Прибывшие начали расходиться по берегу. Большие семьи держались обособленно. У них и вещей было побольше, и продуктов, и посуды. А у тех, кто по одному или по двое, почти ничего не было. Эти люди сходились друг с другом, знакомились. Все старались поддержать, помочь друг другу. Без этого не выжить.

После холодного дождя некоторые простыли. Заболел и маленький Егорка.

К переселенцам стали подходить местные. Некоторые из них приносили угощение детишкам: варёную картошку, пареную репу, шаньги… Говорили по-коми, прибывшие ничего не понимали.

К Марии подошла женщина, протянула Коле шаньгу:

— Босьт (возьми).

Мальчик развернул ладошки навстречу доброй тёте. От запаха шаньги у него закружилась голова. Он бережно, не дыша, протянул маме тётин подарок. А Мария смотрела на женщину глазами, полными слёз и благодарности:

— Дай Вам Бог здоровья, добрая женщина!

Она взяла шаньгу, аккуратно разломила её пополам, половину — ещё пополам, дала кусочек Коле, другой завернула в марлю — Ванятке, остальное аккуратно уложила в чистую тряпочку — детям на завтра.

А Коля не знал, что с этим добром делать. Сразу проглотить — жалко, хотя искушение было огромным. Он с упоением нюхал драгоценную шаньгу, откусывая от неё понемногу, вернее, всасывал её, чтобы растянуть удовольствие. И всё равно шаньга быстро закончилась. Коля вздохнул, но долго ещё наслаждался послевкусием и запомнившимся запахом. Сейчас он бы съел их три, пять, нет, десять штук. Ел бы и ел…

И Ванятка с удовольствием чмокал своё угощение, не мигая, глядел на маму.

К трёхлетнему Серёже и его старшей сестре Тамаре подошёл коми мальчик и протянул им две картофелины в мундире, запечённые в печи. Серёжа жадно схватил своё угощение, Тамара осторожно взяла своё.

— Что надо сказать? — напомнила их мама Шура.

— Спасибо. Спасибо, — дружно ответили ребята.

Съели картошку без соли. Очень вкусная. А вот о маме они и не подумали. Да она и не взяла бы, отказалась. «Голод не тётка», — оправдала она своих детей.

Угостили местные жители и больную, лежавшую на песке Марфу, и старого деда Архипа, и ещё, кого смогли — деток и больных. Они и рады были бы всех накормить, да сами вдоволь ли едят. У многих на постое такие же раскулаченные.

Среди подошедших к новоприбывшим были и русские. Разговорились. Оказывается, это село Турья, и здесь живут несколько семей спецпереселенцев. Их привезли ещё зимой, расселили по местным домам. Весной, как спала вода в реке, мужчин отправили куда-то дальше, вверх по реке — что-то там строить. Остальные здесь живут, ждут своей очереди.

Подъехал комендант. На телеге — мешок с нарезанным хлебом. По списку начал раздавать хлеб, заодно и сверял прибывших.

— Так, ночуем здесь, я уже сказал. Через день-два отправляемся дальше. Не своевольничать, не лазить по селу. Всем ясно? Охранники будут приглядывать.

Сел на телегу и уехал.

Костры никто не жёг. Расположились кто как мог. Оказывается, ещё не прибыли на место. Ещё куда-то…

А «куда-то» — это вверх по Выми, затем по Ёлве. Около сотни километров. И идти им предстояло пешком, по охотничьим тропам, по берегам рек, по бездорожью целых шесть суток.

Рядом с Турьей прожили полторы суток. Прибыла ещё одна баржа с людьми. И их тот же комендант Николай Петрович расположил на берегу.

К вечеру комендант снова появился на берегу, медленно обошёл всю огромную толпу людей, тыкая пальцем: «Остаться, остаться…» Отбирал грудных детей, больных людей и глубоких стариков. Но остаться согласились не все — не хотели расставаться с семьями. Никто не знал, что их ждёт, а вместе вроде и легче, и спокойнее.