Наши наступали. На востоке небо то и дело обливалось алым. И все нарастал грохот орудий, все ближе подходил фронт к Гжатску. Уже первые снаряды советской дальнобойной артиллерии разрывались на улицах Клушина. Гарнизон спешно эвакуировался.
Собирался в дорогу и беспокойный постоялец Гагариных Альберт. Подогнал к дому грузовичок, погрузил в машину движок, но оставил в сарае аккумуляторы и прочее оборудование, считая, что в ближайшее время оно ему не пригодится. Зато щедро напихал в кузов узлы с гагаринским имуществом: постелями, скатертями, занавесками, домашней утварью. Даже керосиновой лампой не побрезговал.
Анна Тимофеевна, стоя во дворе, срамила ворюгу:
— Куда же вы, герр Альберт? А ведь обещали супругу свою привезти и все семейство. Мы бы вас обухоживали, и дети наши, и внуки служили бы вам верой и правдой…
— Хальт мауль! — огрызнулся Альберт, втаскивая в грузовик старую швейную машинку.
— Ох ты! Ух ты! Испугал!.. А вещички побереги, они трудом и потом нажитые. Мы еще за ними в твой Мюнхен явимся.
Рука Альберта невольно потянулась к кобуре, но в опасной близости Алексей Иванович тесал жердину топоришком, и фельдфебель почел за лучшее не связываться.
— Руссише швейне! — процедил сквозь зубы привычное ругательство.
— Ан свиньей-то ты вышел!.. У нас все чисто. Мы на чужое барахло не заримся, в чужой карман лапу не суем…
Может, и нарвалась бы Анна Тимофеевна на крупные неприятности, но тут два советских дальнобойных снаряда разорвались рядом, через дорогу… Альберт прыгнул в кабину — и ходу.
Камень, пущенный меткой рукой ему вдогонку, пробил стеклышко, что аккурат позади водителя. Альберт схватился за шею и увидел на руке кровь.
— Их штербе! — произнес он жалобным голосом, уверенный, что его настигла пуля, и откинулся на спинку сиденья.
Но, обнаружив, что жизнь еще теплится в нем, снова схватился за руль. Не дав машине опрокинуться в кювет, газанул до отказа.
— Хорошо, сынок, — одобрил Юрин бросок Алексей Иванович, — прямое попадание!
Немцы драпали из Клушина. Не в силах вывезти технику и оборудование, они взрывали зенитные установки, склады, поджигали все, что способно гореть. И улепетывали на грузовиках, пикапах, легковушках, мотоциклах, конных фурах, верхом на тяжеловозах.
За околицей, в Гжатской стороне, полицай Дронов и его прыщавый подручный пытаются уйти вместе с хозяевами. Но все машины и повозки переполнены, и мрачные автоматчики грубо отшвыривают своих вчерашних помощников, бьют по пальцам, суют прикладами в лица. Дронов действует молча и ожесточенно, он не привык никого щадить и не ждет от других снисхождения, но подручный совсем развалился.
— Родненькие, не бросайте!.. — молит он. — Миленькие, спасите!.. Мы-то, вам-то!.. Будьте отцами!..
Но весь этот жалкий лепет не производит никакого впечатления на профессионалов войны, озабоченных спасением собственной шкуры.
И тут более крепкому, сильному Дронову удалось наконец зацепиться за борт полуторки. Он подтянулся на руках, лег животом на борт. Пожилой солдат с косым шрамом через щеку хотел сбросить его, но толстый палач Бруно заступился за коллегу. Оказавшись в кузове, Дронов, то ли желая услужить немцам, то ли чтобы избавиться от лишнего свидетеля своих дел, поднял ногу в подкованном сапоге и тем же ударом, каким вышибал табуреты из-под осужденных, отбросил подручного.
Подручный упал на дорогу прямо под гусеницы бронетранспортера.
— Своего?! Сволочь!.. — взревел солдат со шрамом на лице и выбросил Дронова из грузовика.
Отскочив на обочину, Дронов в слепой ярости выхватил пистолет и открыл огонь по грузовику Автоматчик с бронетранспортера дал, не глядя, короткую очередь по Дронову. Полицай выронил пистолет, упал, скатился в кювет и пополз в поле, пятная снег темной кровью.
Красный флаг висит над дверью колхозного правления. Где-то весело, с переборами разливается гармонь.
Анна Тимофеевна с помощью Юры и Борьки перетаскивает в избу из землянки уцелевшее имущество, когда перед ними предстал глава семьи в дубленом полушубке и шапке-ушанке со звездочкой.
— Рядовой Гагарин убывает для прохождения воинской службы!
— Добился-таки! — всплеснула руками Анна Тимофеевна. — Да как тебе удалось?
А Юра и слова не мог молвить, пораженный блистательным обликом отца-воина.
— А я командованию минные поля показал и все проходы, — объяснил причину своего возвышения Алексей Иванович.
— Папаня, ты кто: пехотинец, артиллерист, сапер?.. — обретя дар речи, спросил Юра.
— Пехота. Царица полей, — горделиво ответил Гагарин.
— А где же твоя винтовка?
— В Гжатске выдадут. На складе.
— На каком складе?
— На военном, каком же еще? Не все мне картошку сторожить. Буду охранять военное имущество! похвалился Алексей Иванович, не замечая глубокого разочарования сына.
Клушинские ребята вновь принялись за учебу. Школа, как известно, была уничтожена еще в начале войны, и сейчас занятия возобновились в доме Ксении Герасимовны. Все ребята принесли с собой «учебные пособия».
— Ксения Герасимовна, вот чернила! — Конопатая Былинкина ставит перед учительницей бутыль с темной жидкостью.
— Что это?
— Свекольный отвар, густой-густой!..
