Так кто же виноват в трагедии 1941 года? - [52]
А 20 августа Бек уже официально отклонил англо-французскую просьбу. Тогда Галифакс через своего посла в Варшаве попытался нажать на польского министра иностранных дел, чтобы тот пересмотрел позицию Польши, поскольку она торпедировала военные переговоры в Москве. Но Бек оставался непреклонен:
«Я не могу допустить даже каких-либо обсуждений возможности предоставления части нашей территории в распоряжение иностранных войск. У нас нет военного соглашения с СССР. И мы не хотим такого соглашения».
21 августа ответа на поставленный Советским правительством вопрос о проходе советских войск через территорию Польши и Румынии получено так и не было. В этой связи Ворошилов заявил, что нет практической необходимости собираться на новые заседания до того, как будут получены соответствующие ответы от английского и французского правительств. А ответы эти и не могли быть даны ни Лондоном, ни Парижем, поскольку Польша категорически отказалась допустить советские войска на свою территорию.
Поляки находились в плену иллюзий относительно «могущества» своих вооруженных сил и военной силы своих западных союзников. Польская верхушка не могла понять, что Англия и Франция в 1939 году были уже не теми торжествующими победителями, какими они были в 1918 году, а польская армия безнадежно отстала, все еще оставаясь на уровне армии ПМВ. Кроме того, поляки думали, что западные державы будут соблюдать все свои обязательства, и все это обеспечит победу Польши над Германией без какой-либо помощи со стороны СССР.
Надо отметить, что сразу после заключения советско-германского соглашения английское правительство резко усилило давление на Польшу, с тем, чтобы заставить ее капитулировать перед Германией, не доводя дело до войны. В дневниках помощника Галифакса О. Харви от 27 августа отмечается, что готовится
«новый Мюнхен и предательство поляков… Горас Вильсон и Р. А. Батлер неистово действуют в этом направлении».
В этих условиях Чемберлен считал, что достижение договоренности с Гитлером все еще возможно. Излагая позицию Гитлера, как он ее себе представлял, Чемберлен заявил 26 августа на заседании правительства:
«Главное заключается в том, что если Англия оставит господина Гитлера в покое в его сфере, то он оставит в покое нас».
Лондон был готов к новой сделке с Гитлером на такой основе. 27 августа Чемберлен и Галифакс снова передали Гитлеру через курсировавшего между Лондоном и Берлином неофициального посредника шведского промышленника Далеруса, что они «стремятся к достижению соглашения с Германией».
А как команда Чемберлена представляла это соглашение, видно из высказываний английского военного атташе в Москве Файэрбрейса:
«В будущей войне Германия, напав превосходящими силами на Польшу, захватит ее в течение одного-двух месяцев, В таком случае вскоре после начала войны германские войска окажутся на советской границе. Несомненно, Германия затем предложит западным державам сепаратный мир с условием, что ей предоставят свободу для наступления на восток».
Собственно говоря, именно так все и могло бы произойти. Немцы в течение месяца захватили Польшу, а 6 октября Гитлер заявил в рейхстаге о своих «усилиях» к улучшению отношений с Англией и Францией. Однако при этом в качестве предварительного условия мира с Западом он потребовал от Лондона и Парижа признания всех территориальных захватов Германии и передела колоний.
Одного только не учли умиротворители, силу общественного мнения, которое очередной раз спутало Чемберлену все его карты и принудило его отказаться от позорных для Запада условий, предложенного Гитлером мира.
Аналогичная оценка начала Второй мировой войны была высказана и министром внутренних дел США Икесом. Характеризуя политический курс Англии того периода он писал в своем дневнике, что Англия давно могла прийти к соглашению с СССР, но она
«лелеяла надежду, что ей удастся столкнуть Россию и Германию друг с другом и таким путем самой выйти сухой из воды».
4. Англо-германские секретные переговоры
Несмотря на гарантии, данные Польше, и ведущиеся с Москвой переговоры о военно-политическом союзе главной целью британской дипломатии по-прежнему оставалось следование принципам политики умиротворения. Однако, грубо нарушив мюнхенское соглашение и введя войска в Прагу, Гитлер поставил английское правительство в чрезвычайно трудное положение и лишил возможности проводить дипломатию сотрудничества с рейхом в прежнем виде. Понимая, что в таких условиях разоблачение его подлинных намерений привело бы к падению кабинета, Чемберлен действовал чрезвычайно осторожно. Для связи с нацистским руководством использовались подставные лица, встречи и доверительные беседы проходили за плотно закрытыми дверями.
Расчет в переговорах с нацистами делался на то, что Гитлер при всех его безрассудствах сумеет сделать здравый выбор и войне на два фронта предпочтет договоренность с западными державами. Это, по мнению Лондона, обеспечило бы ему тыл на Западе и свободу рук на Востоке. А переговоры с Москвой, согласно тактической схеме Форин офиса, должны были служить лишь средством давления на Берлин.
