Таинство - [146]

Он подался к ней.

— Не кажется ли тебе это немного смешным?

Фрэнни смотрела на него непонимающе.

— Извини. У меня крыша поехала.

Разговор прервал официант — человек с красным лицом, его произношение сначала показалось Уиллу неразборчивым. Официант спросил, можно ли убирать стол, и они пошли на палубу. За время завтрака ветер усилился, и серо-голубые воды пролива, хотя еще и не обросли бурунами, уже пенились. Слева были холмы острова Малл, красноватые от вереска, справа — склоны большой Шотландии, поросшие лесами погуще, здесь и там на более высоких холмах виднелись признаки человеческого жилья, в большинстве случаев — скромного, изредка — великолепного. За паромом следовал хвост из серебристых чаек, которые ныряли в море и поднимались на поверхность с кусочками пищи — кухонными отбросами. Насытившись, птицы расселись на спасательных шлюпках и ограждениях парома, их крики стихли, и теперь они глазками-бусинами разглядывали своих попутчиков-пассажиров.

— Легкая у них жизнь, — заметила Фрэнни, когда еще одна откормленная чайка уселась среди товарищей. — Успей на утренний паром, позавтракай и садись на обратный.

— Они такие проныры, эти чайки, — отозвался Уилл. — Все будут есть. Только посмотри на эту. Что у нее в клюве?

— Свернувшаяся овсянка.

— Правда? Вот черт, действительно.

Фрэнни не смотрела на чайку, она разглядывала Уилла.

— Это выражение на твоем лице… — сказала она.

— Что с ним?

— Я думала, ты уже устал от животных.

— Ничуть.

— Ты всегда был таким? Вряд ли.

— Не всегда. Этим я обязан Стипу. Конечно, у него были далеко идущие планы. Сначала видишь — потом убиваешь.

— А потом записываешь в дневник, — добавила Фрэнни. — Все чисто и аккуратно.

— И тихо.

— Разве тишина так уж важна?

— О да. Он считает, что так мы лучше слышим Бога.

Фрэнни задумалась.

— Думаешь, он родился сумасшедшим? — спросила она наконец.

Теперь задумался Уилл.

— Я не думаю, что он родился.

Паром приближался к Тобермори — первой и последней остановке перед выходом из пролива в открытое море. Они наблюдали за подходом с носа, где все еще сидела Роза. Тобермори был небольшой городок, почти целиком уместившийся на набережной. Паром простоял у причала не больше двадцати минут (достаточно, чтобы выгрузить три машины и сойти на берег трем пассажирам) и снова тронулся в путь. Когда они вышли за северную оконечность Малла, волнение стало заметнее, волны ощетинились белой пеной.

— Надеюсь, хуже не станет, — сказала Фрэнни. — А то у меня начнется морская болезнь.

— Мы в коварных водах, — заметила Роза.

Это были ее первые слова с той минуты, как Фрэнни и Уилл к ней присоединились.

— Проливы между Коллом и Тайри печально известны.

— Откуда ты знаешь?

— Да поговорила вон с тем молодым шотландцем — Хеймишем, — сказала она, показывая на моряка, который стоял, опершись о перила, в десяти ярдах от того места, где сидела Роза.

— Да он совсем мальчишка — еще и бриться не начал, — сказал Уилл.

— Ревнуешь? — усмехнулась Роза. — Не волнуйся. Я не буду его соблазнять. Не в теперешнем состоянии. Хотя видит бог — он красавчик. Ты так не думаешь?

— Для меня слишком юн.

— Такого понятия — слишком юн — не бывает, — сказала Роза. — Если член стоит — значит, уже не юн. Я всегда исходила из такого принципа.

Фрэнни покраснела от ярости и смущения.

— Ты отвратительна — ты это знаешь? — сказала она, отвернулась и пошла прочь по палубе.

Уилл отправился следом, чтобы ее успокоить, но она не хотела успокаиваться.

— Вот так она и Шервуда зацепила, — сказала Фрэнни. — Я это всегда подозревала. И вот, пожалуйста, еще и похваляется.

— Она не говорила о Шервуде.

— Да зачем ей об этом говорить? Боже, какая мерзкая. Сидит там и вожделеет пятнадцатилетнего мальчишку. Я больше не буду иметь с ней никаких дел.

— Потерпи еще несколько часов, — попросил Уилл. — Мы привязаны к ней, пока не найдем Рукенау.

— Она так же, как и мы, не знает, где его искать, — заметила Фрэнни.

Уилл ничего не сказал, но в душе готов был с ней согласиться. Он надеялся, что Роза сможет собраться с мыслями, а морской переход каким-то образом вызовет у нее воспоминания — подготовит к тому, что ждет их впереди. Но если она что-то и чувствовала, то умело это скрывала.

— Может, пришло время поговорить с ней по душам, — сказал Уилл.

— У нее нет души, — откликнулась Фрэнни. — Она просто грязная, старая… сам знаешь кто.

Она посмотрела на Уилла.

— Иди, поговори с ней. Ответов не получишь. Только ко мне пусть не подходит.

С этими словами Фрэнни пошла на корму. Уилл двинулся было за ней, чтобы попытаться успокоить, но передумал. Она имеет право испытывать отвращение. Сам он не испытывал негодования по отношению к Розе, хотя она и убила Хьюго. Он задумался над этим, возвращаясь на нос. Может быть, в его натуре какой-то изъян, который и гасит в нем отвращение?

Уилл остановился — его внимание привлекли две чайки, спикировавшие прямо перед ним и подравшиеся из-за хлебной корки, напитавшейся водой. Одна из птиц опорожнилась в полете. Это была злобная, шумная схватка, они клевали друг друга и били крыльями. Ответ пришел, пока он наблюдал. Он и на Розу смотрел так же, как на этих чаек. Да что там — точно так же за все прошедшие годы он смотрел на тысячи животных. Он не давал нравственных оценок действиям Розы, потому что к ней они неприменимы. Судить ее по человеческим законам бесполезно. Она принадлежит человеческому роду не больше, чем эти дерущиеся чайки. Возможно, в этом ее трагедия; но, как и у чаек, в этом ее красота.