Таганский Гамлет. Реконструкция легенды - [5]

Шрифт
Интервал

Пролог от театра

В рассветной полутьме появляются два могильщика с канатами и лопатой, спрыгивают в могилу и роют лопатами, выбрасывая на авансцену комья настоящей земли, закапывают черепа. Могильщики почти не покидают сцену, наблюдая за происходящим из своей ямы. Они то выгребают на авансцену настоящую землю, то переносят с места на место грубо сколоченный гроб — нынче в Дании большой спрос на их работу.[3]

Появляются актеры, играющие Короля, Королеву, Полония, Офелию, Лаэрта, Розенкранца, Гильденстерна и Горацио. Актеры одеты в шерстяную одежду того же серо-бежевого цвета, что и занавес. Мужчины — в свитера, женщины — в длинные вязанные платья. Только Король и Королева одеты в одежду из белой шерсти. Они выходят парами, каждый по очереди подходит к мечу, берет черную повязку, надевает на левую руку и отходит вглубь сцены. Королева Гертруда и Король Клавдий помогают друг другу завязать повязки.

Кричит петух.

Над подмостками нависает напряженная пауза. Гамлет из глубины с гитарой в руке встает и подходит вперед к краю могилы. У него мертвенно-бледное лицо, он идет медленно, шагает тяжело, вплотную приблизившись к нам и к огромному, воткнутому в пол мечу, крестообразная рукоятка которого бросает тень на лицо актера. Гитарный аккорд начинает песню. Поет.[4]

Гамлет


Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку,

Я ловлю в далеком отголоске,

Что случится на моем веку.

На меня направлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси.

Если только можно, Авва Отче,

Чашу эту мимо пронеси!

Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути:

Я один, все тонет в фарисействе.

Жизнь прожить — не поле перейти!


Спектакль начинается со стихотворения Пастернака «Гамлет». Это стихотворение нужно как эпиграф, как молитва перед началом. Здесь Гамлет ощущает свою миссию так же, как Христос в Нагорной проповеди, а не то, что он жаждет власти и престола. Гамлет ясно видит свое будущее, но не отступает со своего тернистого пути, на котором ждет его гибель.

Схема движения занавеса. Положение 1


Снова кричит петух и тревожно бьет крыльями.

Трагический сильный хорал в музыке[5] начинает движение огромного занавеса, который отделяется от правого портала, как темная стена, и медленно движется по сцене справа налево, сметая всех персонажей. Они отстраняются от надвигающегося занавеса, подняв руки, как бы уходят от судьбы. Гамлет отходит назад и занавес поглощает и его.

Акт I

Эльсинор. Площадка перед замком. Появляются Горацио, Бернардо и Марцелл[6]. Они идут пантомимическим ходом на месте. Занавес, как призрак, медленно надвигается на них.[7]


Горацио


Стой! Отвечай! Ответь! Я заклинаю!

Марцелл, держи его!


Крик петуха. Могильщики сидят на гробу.


Марцелл


Ударить алебардой?


Горацио


Бей, если увернется.


Марцелл бросается с мечом вперед. Занавес, как призрак, рывком летит к середине сцены и останавливается в центре, перпендикулярно к зрителю.


Горацио, Марцелл и Бернардо


А-а-а-а!!!


Крик петуха.


Марцелл


Ушел и говорить не пожелал.

Мы раздражаем царственную тень

Открытым проявлением насилья.

Ведь призрак, словно пар, неуязвим,

И с ним бороться глупо и бесцельно.


Бернардо


Он отозвался б, но запел петух.


Марцелл


А с королем как схож!


Горацио


Он как сучок в глазу души моей.

Порой расцвета Рима, в дни побед.

Пред тем, как властный Юлий пал, могилы

Стояли без жильцов, а мертвецы

На улицах невнятицу мололи.

Являлись пятна в солнце; влажный месяц

Был болен тьмой, как в светопредставленьи.

Такую же толпу дурных примет,

Как бы бегущих впереди событья,

Подобно наспех высланным гонцам,

Земля и небо вместе посылают

В широты наши нашим землякам.


Могильщики сидят на гробе.


1-й могильщик


Что в дворце? Подробностей не знаешь?


Горацио


Подробностей разведки я не знаю,

Но в общем, вероятно, это знак

Грозящих государству потрясений.


Призрак возвращается. Актеры очень быстро разворачивают занавес вокруг своей оси и останавливают вдоль задней стены.[8]


Схема движения занавеса. Положение 2


Горацио, Марцелл и Бернардо


Стой! Стой! Отвечай! Ответь!


Призрак надвигается на них. Могильщики с лопатами с двух сторон тянут занавес вперед.


Первый выход актеров с траурными повязками создает атмосферу похорон. Объявлен месячный траур. Умер Король. Трагическая, непонятная смерть поразила страну. Занавес идет вперед к центру сцены. И первые слова Короля говорятся за занавесом, на всю дворцовую площадь. Это речь на плацу. Как произносил речи Гитлер и другие тираны. Любимов отмечал сходство этой речи, например, с речью Берии на Мавзолее, когда умер Сталин. Он говорил: «Страна скорбит, как никогда. Наше единство и монолитность не подлежат никаким сомнениям. Мы сильны, как никогда! — и площадь отзывалась: «э-о-э-о-э-о!!!»

Король Клавдий, конечно, сконцентрирован и хочет произвести впечатление: был старый, дряхлый король, пришел молодой, энергичный. Чувствуется, что он возьмет власть и поведет в нужном направлении. Тогда будет больше цинизма. Все-таки он же говорит о родном брате — таким железным голосом на всю площадь. И речь эта как бы по огромному залу разносится. И на публику надвигается занавес.


Голос Короля

(через ревербератор)[9]


Хотя пока мы траура не сняли

Продолжить чтение
Рекомендуем почитать
Гиммлер. Инквизитор в пенсне

На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.

Сплетение судеб, лет, событий

В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.

Мать Мария

Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.

Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией

Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.

Герой советского времени: история рабочего

«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.

Тот век серебряный, те женщины стальные…

Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.

Дневник режиссера. Комедии. Гайдай, Рязанов, Быков, Чулюкин, Серый, Фетин, Коренев, Оганесян

«Смеяться, право, не грешно, над тем, что кажется смешно» — этот афоризм Николая Карамзина можно назвать одним из девизов советского кинематографа. Наши режиссеры, такие как Леонид Гайдай и Эльдар Рязанов, обладали великолепным чувством юмора, чаще всего, сочетавшееся с отменным вкусом и чувством стиля. Они дарили радость многим поколениям советских людей и давали путевку в жизнь нашим любимым актерам. Их добрые и веселые творения стали неотъемлемой частью нашей жизни. Книга известного кинокритика Федора Раззакова рассказывает о наиболее известных и любимых советских комедиях, о фильмах, которые не устаревают и постоянно находят новых поклонников.

Племянница словаря. Писатели о писательстве

Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.

Мой друг – Сергей Дягилев. Книга воспоминаний

Он был очаровательным и несносным, сентиментальным и вспыльчивым, всеобщим любимцем и в то же время очень одиноким человеком. Сергей Дягилев – человек-загадка даже для его современников. Почему-то одни видели в нем выскочку и прохвоста, а другие – «крестоносца красоты». Он вел роскошный образ жизни, зная, что вызывает интерес общественности. После своей смерти не оставил ни гроша, даже похороны его оплатили спонсоры. Дягилев называл себя «меценатом европейского толка», прорубившим для России «культурное окно в Европу».

Чутье современности. Очерки о русской культуре

Василий Осипович Ключевский (1841–1911) – выдающийся русский историк, общественный деятель, педагог, председатель императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете. В сборник вошли все его статьи и речи, посвященные истории русской культуры. Многие его наблюдения и выводы звучат и сегодня злободневно и поучительно. Это, в первую очередь, очерки об историках, своих учителях и коллегах – Соловьеве, Буслаеве, Татищеве, Карамзине, Погодине, Грановском… Значительное число очерков посвящено писателям и поэтам: несколько статей и речей о Пушкине, статьи о Фонвизине, Лермонтове, Гоголе, Достоевском, Чехове… В своих размышлениях о русской культуре Василий Осипович проникал и в «дивную глубину человека», и в нравственную историю общества.