Таганай - [145]

– Что случилось? – бросил на бегу Листровский.

– Не понятно, товарищ капитан, такое впечатление, что оба заснули и просыпаться не собираются. Сидят в одинаковых странных позах, на внешние раздражители на реагируют.

– Открывайте обоих, – скомандовал Листровский.

После допроса, учиненного ночью, и Нестерова, и Андросова оставили томиться в тех же комнатах, лишь сняв с них наручники.

– Мы никого не впускали, как вы говорили, – тараторил взволнованный дежурный, – даже свет им вырубили, они в темноте сидели, но мы не думали, что так будет.

Дежурный открыл первую дверь, за которой находился Нестеров. Свет в комнате был уже включен. Нестеров сидел на полу в дальнем конце комнаты, опершись на стену. Его поза на восточный лад, называлась бы позой лотоса, ноги были подогнуты под себя. Вот только голова была странно запрокинута назад.

– Голова только десять минут назад опала, так он ровно сидел, – говорил дежурный, в то время как Шакулин с Листровским внимательно рассматривали директора музея.

Капитан поднял веки Нестерова, но увидел за ними только белки, глаза закатились.

– Пульс есть, но очень слабый, – сказал Шакулин, взяв директора музея за руку.

– Вы что-нибудь с ним делали? – спросил у дежурного Листровский.

– Мы его вообще не трогали, и второго тоже! Они так странно сидели, позы как под копирку.

– Я посмотрю Андросова. – Листровский показал, что хочет попасть в соседнюю комнату.

Шакулин остался рядом с Нестеровым, пытаясь понять, что с ним случилось.

Андросов сидел в позе, точь-в-точь скопированной с позы Нестерова. И вдруг голова лейтенанта милиции стала медленно откидываться назад, как раз в тот момент, когда Листровский начал приближаться к нему. Легким стуком о стену ознаменовалось окончание движения. Капитан поднял его веки. Та же картина, глаза закатились.

– Что за черт! Здесь точно никого не было?

– Абсолютно! – чуть ли не взмолился второй дежурный.

– Сдается мне, что их кто-то отравил. – Листровский принялся последовательно осматривать всю одежду Андросова. – Врачей наших сюда тащите, быстро!

– Понял. – Дежурный со скоростью пули вылетел в коридор и стал набирать по телефону внутренний номер медицинской части управления.

Осмотр одежды лейтенанта ничего не дал, никаких ядовитых вставок Листровский не обнаружил и поэтому продолжил проверять поверхность пола вокруг тела. Но там тоже не оказалось никаких признаков, способных пролить свет на то, что же произошло с Андросовым.

– Почему ты так сидишь? – спросил у безмолвного лейтенанта милиции Листровский. – Почему такая поза?

Капитан принялся аккуратно перекладывать замершее тело в лежачее положение. Возможно, отгадка под ногами, так причудливо сложенными. Но под ногами ничего не нашлось, тело выглядело обмякшим, никаких реакций Андросов не подавал.

В комнату вбежал Шакулин.

– Евгений Палыч, откройте ему рот, скорее!

Листровский осторожно стал раздвигать пальцами губы Андросова. Изо рта большими белыми пузырями хлынула пена. Капитан испытал неприятное ощущение от увиденного, и немного отпрянул назад, вытирая запачканные пеной пальцы своих рук.

– Там та же история, – прокомментировал Шакулин, подсев рядом. – Либо их отравили, либо, я думаю, они оба эпилептики. Это очень похоже на приступ эпилепсии.

Глава пятнадцатая. Уутьема

– Очень странный случай. – Моляке уже серьезно поднадоели скачки грузовика на частых камнях Старой Киалимской дороги. – Это не эпилепсия в том виде, в каком мы с ней имеем дело обычно. – Грузовик тряхнуло так, что доктор чуть не откусил себе язык. – Господи, мы живыми доедем?

– Не переживайте, Алексей Алексеич, – Листровский даже в таких условиях пытался прикурить, подсев к самому краю кузова и осмотрев из-под тента окружающую обстановку.

Обстановка была не нова, Листровский уже почти выучил эту дорогу наизусть. Был полдень, высоко в небе плыли легкие облачка, никак не мешавшие солнцу светить на море таганайских чащоб. Сейчас капитан мог легко сказать, что они едут где-то в районе поворота на Монблан. В глубине кузова, у борта рядом с кабиной, стояли носилки, на которых лежал связанный для собственной же безопасности Коробов. Однако ему, судя по всему, было все равно. Казалось, он смотрел ввысь, на те самые облака, скрытые сейчас от прямого взгляда тентом грузовика. Около больного сидел на бортовой лавке Шакулин. Учитывая предыдущий опыт, он где-то раздобыл маленькую подушку и сейчас удобно подложил ее себе под пятую точку, дабы копчик оказался в приличном состоянии даже после окончания эпопеи с постоянными разъездами по этому коварному маршруту. Моляка санитаров на кордон брать не стал, сказав кгбэшникам, что с Коробовым легко справится сам, и помощь ему не понадобится. Однако доктор по-прежнему не понимал, для чего Коробова везут в долину, а сообщать подробности ему никто не спешил.

– Это было не отравление, – продолжал Моляка. – В крови не найдено никаких признаков яда или чего-то подобного. Но вот их мозг. Они будто сами себя ввели в состояние анабиоза. Мозг спит, и очень глубоко, никаких сновидений. Я бы даже сказал, что мозг вообще не работает. График энцефалограммы почти без зигзагов. Невероятно, но температура их тела снизилась до 34,9 градусов. Они впали в спячку, как медведи.