Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви - [3]

– Ты этим хотел нас обмануть? Этим?!

Он снова зачастил умоляюще:

– Я все отдам! Все верну, и деньги тоже! Я…

Ладонь перевернулась, прозрачное сердце соскользнуло с нее на пол, в стороны полетели осколки.

Последнее, что он увидел, – это блестевшие в колеблющемся свете факелов осколки стекла, а последним ощущением был ужас – невыносимый, повергающий душу в ад еще при жизни…

Утром охрана Тадж-Махала обнаружила в подземной галерее подле саркофага Мумтаз изуродованный труп известнейшего индийского миллиардера и продюсера, на чьем счету немало популярных фильмов. А на самом саркофаге сердце, вырезанное из его груди.

Прессе не сообщили, что ночью на территории комплекса была стрельба и двое преступников убиты. Журналисты пронюхали об этом сами, полиции пришлось признаться, что двое злоумышленников застрелены. Но как произошло само убийство, никто понять не мог, ведь даже камеры видеонаблюдения ничего не зафиксировали!

По городу поползли слухи, что это месть богини Кали, которую чем-то оскорбил убитый.

А еще, что возродилась одна из организаций последователей богини, в отличие от тугов не душившая своих жертв, а вырезавшая у них сердца.

Агра в ужасе притихла, чтобы немного погодя взорваться бурей негодования.

Глава 1

Выстрелы в Букингемском дворце – такое не могло присниться в самом страшном сне. Но все когда-нибудь случается впервые.

Я стою перед распахнутым полупустым шкафом и пытаюсь сообразить, что из его содержимого подойдет для предстоящего мероприятия. Предпочитаю удобство всему остальному, но сейчас тот редкий случай, когда над внешним видом приходится задуматься.

В моей руке красивая с золотым тиснением карточка – пригласительный билет на выставку алмазов в Букингемском дворце. Вручил вчера Эдвард Ричардсон – мой начальник, которого я упорно не желаю считать бывшим, потому что не желаю признавать себя списанной в утиль.

Это Ричардсон посоветовал мне обратиться к нынешнему министру национальной безопасности Элизабет Форсайт с просьбой вернуть на службу. Решить вопрос может только она, значит, ее и нужно убедить, что пересаженное мне год назад донорское сердце не хуже моего собственного, бывшего (не совсем так, но это мое личное дело).

Письмо я сочиняла неделю, потом две недели ждала ответ, и вот он – приглашение на открытие выставки бриллиантов в присутствии королевы. Что это – способ сократить беседу до полминуты, чтобы легче было отказать?

Но не пойти нельзя. И не потому, что пресса объявила выставку главным событием сентября, а алмазы – тремя частями знаменитого «Великого Могола». Просто это единственная возможность перехватить министра между бесконечными командировками. Организация нового министерства – вещь сложная, и Элизабет Форсайт человек занятой. Что ж, если для встречи с ней придется идти в Букингемский дворец, я пойду туда, хотя предпочла бы разговор в служебном кабинете.

Эдвард, передавая пригласительный, заметил, что выставка бриллиантов не самое тяжелое испытание. Как сказать…

Что надеть? В чем вообще ходят на выставки алмазов, да еще и с участием королевы? Конечно, в бриллиантах. Но у меня их нет, никогда не было и не будет, не мое это. И единственное вечернее платье, которое мы покупали с Джоном, на вешалке смотрится куда лучше, чем на мне.

Клиническая смерть слишком жестокая диета. Как говорит Эдвард Ричардсон, от меня остались кожа, кости и горящий взгляд. Но платье нельзя надеть не только из-за худобы. Оно декольтированное, а я теперь ношу все закрытое до подбородка. Рубцу, оставшемуся после операции, мог бы позавидовать Франкенштейн, на меня в декольте без слез не глянешь.

А раз так… Я заглядываю в билет. Форма одежды не обозначена, значит, бриллианты и вечернее платье необязательны. Не сдержавшись, швыряю платье в угол шкафа, но потом достаю и, тщательно расправив, вешаю на видном месте снаружи – пусть висит напоминанием о моих упущенных возможностях. Если бы это был только отказ от декольте…

В то время, как я натягивала тонкий бадлон со стойкой, зазвонил телефон. Это Эдвард.

– Надеюсь, ты уже собираешься?

– Да.

– Прислать машину?

– Доберусь на метро. Это проще, чем искать парковку у выставки. – Вторая фраза – попытка смягчить резкий тон первой.

– Ладно, – бурчит Ричардсон. – Будь осторожна, Джейн.

Чего это он?

Я фыркаю:

– Клянусь!

Рука скользнула к левому боку – до сих пор машинально проверяю кобуру своего «Зиг Зауэра». Там пусто, пистолет с одиннадцатью оставшимися в магазине особо мощными патронами 9^х19 мм «парабеллум» под замком в оружейном сейфе. Из-за двенадцатого использованного у меня отобрали пистолет и возвращать не намерены, запрещено даже самой купить какой-нибудь крошечный «Глок» для дамской сумочки. Так психологи заботятся о моем здоровье, не понимая, что для меня было бы лучше просто вернуться к прежней жизни и работе.

«Зауэра» нет… кобуры нет… А я есть?

А вот черта с два! Я есть.

Не вернут на службу – стану частным детективом. Нельзя же списывать человека со счетов только потому, что у него был разрыв сердца. Пересадили ведь донорское.

От этого злого решения почему-то становится легче, хотя я прекрасно понимаю, что и частному детективу на владение оружием нужно разрешение.