Тачанка с юга - [9]

Шрифт
Интервал

В губчека попадешь — не воротишься!

Зачастую с нами пели Лембер и Борода. Только они пели серьезные, революционные песни.

Обычно Лембер предлагал: «Кира, может, споем, а товарищи помогут?» — и, не ожидая согласия, запевал:

Вихри враждебные веют над нами…
Темные силы нас злобно гнетут, —

подхватывал Борода, а за ним и мы. Чекисты пели хорошо, их голоса красиво выделялись в нашем хоре.

Потом Лембер пел эстонские песни. Особенно нравилась нам песня о рыбаке, который ушел в море на старой дырявой лодке, чтобы отдать долг хозяину, и утонул.

Ян Вольдемарович рассказывал нам об эстонских певческих союзах, о белых ночах на Балтике.

Из сада чекисты уходили поздно. Мы провожали их до ворот.

— Вот это люди! — мечтательно говорил Яшка Шорник, ученик-масленщик с электростанции. Шорником его прозвали за умение отлично чинить футбольные покрышки. Было ему тогда семнадцать, и, конечно, никто еще не знал, что через пять-шесть лет Яшка сам станет грозой басмачества в Северных Каракумах.

Да, это действительно были люди! Они всё знали и всюду успевали. Их подвиги были для нас примером, а работать в Чека мечтал каждый из нас.

Однажды Борода сказал Лемберу обо мне: «У этого палки-махалки здорово получается стрельба по мишеням. Это тот парень, что у „чекистов“ ордер требовал». Оба рассмеялись. Лембер протянул мне руку и стал расспрашивать: давно ли я занимаюсь стрелковым делом, нравится ли оно мне.

После этого разговора я заметил, что Лембер стал интересоваться мною. Он отводил меня в сторону, расспрашивал, что я делаю после работы, что читаю, какие комсомольские поручения выполняю. Его интересовало: кем я хочу быть, когда вырасту.

Наши уединения вызывали ревнивые вопросы ребят: «О чем вы толкуете с предчека?» Однажды об этом же спросил и Борода. Вспомнив последний разговор с Яном Вольдемаровичем, я ответил:

— Кажется, о звездном небе и рассказах Киплинга.

— Что ж, Киплинг так Киплинг. Пойдем, палка-махалка, стрельнем!

* * *

В тот вечер, когда я, впервые вооруженный, возвращался домой и готов был к нападению, у наших ворот мне встретился какой-то человек, одетый в красноармейский костюм. Он стоял и, казалось, прислушивался к голосам и смеху ребят, доносившимся со двора. Увидев меня, он резко повернулся и, быстро зашагав по улице, свернул за угол дома.

Когда я проходил двором, открылось окно первого этажа — и мать Лембера громко позвала Яна Вольдемаровича из сада, сказав что-то по-эстонски. Я понял одно слово — телефон.

В саду Борода рассказывал о разгроме какого-то самогонного притона. Вдруг к столу быстро подошел Лембер.

— Кирилл, — взволнованно перебил он, — сейчас звонили из…

Он не успел договорить, как у самого забора оглушительно грохнул выстрел. Закричал Севка, стоявший рядом с Лембером. Бросился к забору, на бегу вытаскивая свой кольт, Борода. И когда он уже перелезал через ограду, раздался второй выстрел.

Меня как будто подтолкнули. Выхватив браунинг, я тоже полез через забор. Когда я уже был наверху и пытался разглядеть, что происходит в соседнем дворе, раздался третий выстрел — и пуля взвизгнула над моей головой. Я спрыгнул вниз, упал, больно зашиб коленку и локоть. Из темноты неслись крики: «Туда побег, чертов бандит! Уйдет! Уйдет!» — и голос Бороды: «Стой, стой, палка-махалка!» — а затем грянули два выстрела из кольта.

Не обращая внимания на боль, я бросился на голос Кирилла Митрофановича и догнал его у соседнего забора. Здесь была выломана доска, но протиснуться в узкую щель Борода не мог. Тогда он перемахнул через забор, а я юркнул в щель и одновременно с ним очутился по ту сторону забора.

— Ты зачем здесь? — сердито зашептал Борода. — Марш назад!

Я молча показал ему браунинг.

— Ладно, помощничек, — смягчился он и шепотом спросил: — Сарай видишь?

— Вижу.

— Ложись и наблюдай за дверью. Если кто покажется — стреляй!

Я не сразу разгадал план Бороды и поэтому удивился, когда он побежал вдоль забора к сараю, забрался на его крышу, гремя железом, протопал по ней и спрыгнул в соседний сад. Стало тихо. «Уйдет бандит садами, — подумал я, — ничего Борода в одиночку там не сможет, еще нарвется на пулю из-за дерева». Не успел я додумать, что же предпринять, как тихо скрипнула дверь сарая и в ее темном проеме появилась какая-то тень. Срывающимся от волнения голосом я закричал: «Вот он! Вот он!» — и дважды выстрелил. Тень исчезла, дверь осталась открытой, а из сарая послышались стоны и ругань.

По крыше опять затопал Борода. Спрыгнув на землю, он закричал:

— Выходи!

Из сарая тотчас ударил выстрел. Борода спокойно сказал мне:

— Саня, беги домой, узнай, что там с Яном. Скажи ему, что здесь полный порядок, управлюсь сам!

В сарае снова бухнул выстрел. Борода рассмеялся:

— Зря, парень, стараешься! Кидай наган и выходи! Тебя же перевязать нужно, кровью истечешь.

* * *

В нашем дворе Ян Вольдемарович отдавал распоряжения красноармейскому патрулю, прибежавшему на выстрелы.

Чуть отдышавшись, я доложил, что ранил бандита, что он в сарае, а Борода цел и невредим. Лембер послал красноармейцев на подмогу Бороде, потом похвалил меня за помощь матросу и вдруг спросил:

— Вы сказали, что ранили бандита? Чем?


Еще от автора Александр Эммануилович Варшавер
Повесть о юных чекистах

Рассказ о первых годах революции, о том, как ребята — воспитанники ЧК — помогают взрослым в борьбе с контрреволюцией.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.