Тачанка с юга - [12]

У меня даже мурашки по спине забегали, и, очевидно, я сильно покраснел. Борода спросил:

— Чего краснеешь? Не хочешь или испугался?

— Нет, нет! — пробормотал я, еще не придя в себя от неожиданности — Я, конечно, согласен, если, если… смогу.

— Смогу, не смогу — это, палка-махалка, разговор не комсомольский. Захочешь — сможешь! Парень ты грамотный, смелый, а что будет не под силу, помогут товарищи. Будешь работать со мной — в обиду не дам. А что знаю — тому научу! — И, не дав мне опомниться от удивления, стал рассказывать: — Сегодня Ян Вольдемарович утвердил план одной операции и разрешил взять тебя в помощники. Если ты, конечно, палка-махалка, не возражаешь и… не будешь краснеть. — Он подошел ко мне. — Ну, так как? По рукам?

— Согласен! — взволнованно сказал я и протянул ему свою руку, решив, как бы крепко он ни пожал ее, не подавать виду и не морщиться. Но Борода очень осторожно, даже нежно пожал мою руку.

— Все, что от меня услышишь или от чекистов, никто не должен знать, кроме тебя. Да и вообще: чем меньше будешь болтать, а больше слушать, — только на пользу. — Это были первые азы чекистской грамоты, которой начал обучать меня Борода. — Ты слыхал о банде Полковника, или Меченого?

Я кивнул головой. Еще зимой я наслушался от Катри всяких небылиц об этой банде и о том, что у Меченого всегда наготове несколько тысяч казаков с пушками и пулеметами, и что он ждет лета, чтобы начать наступление и перебить на Украине всех большевиков.

Борода рассказал, что главарь банды, по фамилии Аркадьев, полковник царской армии, служил у Деникина, но не успел удрать.

Немногочисленную, хорошо вооруженную банду Аркадьева неоднократно настигали красноармейские и чоновские части, но она, не принимая боя, рассеивалась, а через некоторое время появлялась в другом уезде.

— Так вот, палка-махалка, попробуем-ка мы с тобой взять этого Полковника живьем. Что смотришь?

Неожиданностям сегодня не было конца.

— Вы, наверно, шутите?.. Как же… вы… да я, да еще живьем… Что же, он так просто сдастся?

— Какие шутки! — воскликнул матрос. — Я тебе дело говорю! Слушай!

Оказывается, в ту ночь, когда Севка вызвался быть проводником, чекисты застали в квартире номер семь подозрительных людей. Один сразу сдался, а второй стал отстреливаться и был убит. Это были офицеры-курьеры Врангеля, посланные к Аркадьеву. Везли они важные документы и распоряжение доставить Полковника в Мариуполь для организации восстаний в наших армейских тылах.

— Ясно теперь, палка-махалка? — подмигнул Борода. Мне еще ничего не было ясно, но я кивнул, а Борода продолжал — Попробуем сами доставить Полковника, только не в Мариуполь, там он ни к чему, а к нам в Чека. Я буду за того сдавшегося офицера, а ты за хлопчика при моих конях.

— А второй офицер?

— Правильный вопрос, палка-махалка! Так его же застрелили, а я, слава богу, уцелел. Понял? — Борода принял мое молчание за согласие и добавил: — Если понятно и не дрейфишь, с завтрашнего дня начинается подготовка. Тебе нужно научиться запрягать, распрягать и править парой коней. Стрелять из пистолета ты должен так, чтобы все сто в яблочко.

— Как так сто? — удивленно спросил я. — Вы же сказали стрелять из пистолета, а они, самое большее, десятизарядные.

— Ты чего ухмыляешься? Думаешь, что я в оружии меньше твоего разбираюсь? Сто — это сто процентов. Соображать надо! А когда все усвоишь, поедем за Полковником.

«Ничего себе, — подумал я, — поедем за Полковником! Как будто это так просто». Наверно, у меня было очень удивленное лицо, и Борода тотчас заметил:

— В нашем деле никогда не удивляйся, даже если происходит удивительное. Нам, брат, предстоит сыграть трудный спектакль, и не для дураков! Репетировать не придется, нужно хорошенько подготовиться. А скажи, палка-махалка, как у тебя дело с иностранными языками? По-немецки говоришь?

— Нет! Мы в гимназии язык врагов не изучали!

— Ну и дураки. Думали, что этим Вильгельма запугаете? — Борода усмехнулся. — Был у нас на тральщике боцман, так он рассказывал такую байку. Погналась лисица за сусликом, а он в норку юрк… и сидит. Сидит полчаса, сидит час, вдруг слышит: где-то далеко лает собака. Вот лай ближе, ближе, вот уже у самой норы, и вдруг стал удаляться. Думает суслик: «Ага, собака погнала лису, — значит, можно выходить!» Вылез, а лиса его — цап! Сожрала да и говорит: «Вот хорошо, что учила иностранный язык!» — Борода выдержал паузу, потом спросил: — Понял что к чему? Ну, а как вы относились к союзникам? Французский знаешь?

— Понимаю, но говорю плохо. — И кое-как слепил фразу на французском.

Борода кивнул головой и тоже сказал по-французски.

— Ничего, сойдет! Мы будем практиковаться в дороге, это будет и мне на пользу.

Борода говорил по-французски с легким акцентом, но ничуть не хуже наших гимназических «аристократов», обучавшихся дома у французских учителей.

Пока мы беседовали, стало совсем темно. Кирилл Митрофанович спустился со мной вниз и по телефону вызвал из Чека бричку. Когда подъехала бричка, он приказал вознице: «Отвезешь этого палку-махалку домой, да так, чтоб его не зацепили комендантские патрули». Затем подсадил меня в бричку и шепнул: «О разговоре никому ни полслова!»