Табельный выстрел - [7]

Поливанов встал, подошел к окну, из которого открывался вид на улицу Петровка и заросший деревьями сад Эрмитаж, заложенный еще в 1894 году купцом Щукиным. Когда служба позволяет, там можно вполне сносно отдохнуть — народ благородно прогуливается, играет в шахматы, в летнем концертном зале выступают артисты эстрады. Поливанов помнил времена, когда там пела Клавдия Шульженко, играл джаз Утесова. А недавно выступал талантливый артист легкого жанра Аркадий Райкин. Все это под боком, вот только времени на культпоходы все как-то не хватает.

На столе зазвонил массивный незатейливый черный телефон БАГТА-50 из эбонита на стальной основе, его тяжелой трубкой можно было запросто убить. Советская промышленность, в том числе рижский завод ВЭФ, уже освоила выпуск легеньких разноцветных пластмассовых телефонов, но они тоже не для этого ведомства. Ведомство, постоянно сотрясаемое реформами, тянулось к хотя бы внешним атрибутам стабильности, каковыми являлись старые вещи.

— Поливанов у телефона, — произнес начальник отдела.

— Гражданин начальник, — послышался сбивчивый голос. — Это Зуб.

— Да, — иронично произнес Поливанов. — И какой? Коренной?

— То есть Вася Зубенко.

— Вот теперь нормально, Василий Васильевич, — удовлетворенно произнес Поливанов. — И чем обязан?

— Ну это… Я тут пошукал, как дело было… Ну, в общем, это вы в меня поверили. И вы все раскопали.

— Да это не так важно, кто чего сделал. Мы что, артисты, славой мериться? Все работали.

— Именно вы… Так что за мной должок. Знайте это… Барабанить я на вас не буду, сразу говорю. Но долг свой помню.

— Ну, вот и хорошо, — удовлетворенно произнес Поливанов, не имевший привычки пренебрегать подобными обещаниями, — они могли очень сильно помочь.

— До свиданья, гражданин начальник.

— И вам всего хорошего…

Кладя трубку на рычаг, Поливанов еще не знал, что Зубу вскоре предстоит вернуть свой долг сторицей.

Глава 5

Грек умело разобрал и собрал пистолет, передернул затвор, прицелился в старшего из братьев Калюжных — Толяна, и зловеще прошипел:

— Ну что, трясись, Куркуль.

— Да ладно тебе, — Калюжный заерзал на стуле, пытаясь отодвинуться от стола.

— Приговор выношу как врагу трудового народа, — с этими словами Грек нажал на спусковой крючок.

Куркуль дернулся, выпучив глаза, и чуть не свалился со стула.

— Не бойся, деревня, — хмыкнул Грек, вставляя магазин в рукоятку. — Материальную часть оружия, состоящего на вооружении у ментов и прочих служивых сук, надо знать. Патронов-то в нем не было.

— Ну ты шутить горазд, — Куркуль нервно икнул.

— А ты привыкай, что цена нашей жизни копейка.

— Моей не копейка, — заерепенился Куркуль. — Минимум червонец. Я ей дорожу, жизнью своей.

— Ну и зря. Быстрее сдохнешь, — Грек со стуком положил пистолет.

— Накличешь же, Грек!

— Чем больше над чем-то трясешься, тем быстрее потеряешь. Смерть, она пугливых ищет, — Грек аппетитно хрустнул огромным соленым огурцом исключительно удачной бочковой засолки и с удовольствием крякнул, а потом продолжил любимую тему: — Легко надо идти по жизни, Куркуль. Весело.

Пистолет, которым преступники завладели, убив участкового, теперь лежал на столе среди бутылок водки, стеклянных банок с черной икрой, солений, вареной картошки и другой снеди. Грек уже неделю поил и кормил вдоволь братьев Калюжных, зная, что все расходы окупятся. Братья ели, пили и благоговейно внимали. И почти во всем с ним соглашались.

Но вся суть была в том, чтобы они согласились на главное. На то, для чего он их приближал.

— Итак, босяки, поговорим о делах наших грешных, — Грек аккуратно положил на тарелку перед собой надкусанный огурец и внимательно посмотрел на братьев.

— Может, сначала причастимся? — Куркуль кивнул на бутылку водки «Столичная» — дорогая, зараза, аж за три рубля двенадцать копеек.

— Успеется, — отрезал Грек. — Сначала дело, а потом карнавал с медведями и цыганами.

— Ну, давай потолкуем за дело, — нехотя согласился Куркуль.

— Итак, волына у нас есть. Вопрос, куда применить, чтобы нюх в табачке был.

— Так не старые времена. Стремно как-то, — сказал Куркуль и опустил глаза, встретившись с тяжелым взглядом пахана. — Можно сберкассу подломить. Там хрустов мешки, и уже упакованные.

— Или ювелирный магазин, — мечтательно произнес младший Калюжный по имени Веня и кличке Таксист.

— Эка вас занесло, болезных, — Грек аж цокнул языком. — А чего попроще? Чтобы шуму меньше было.

— Ну, на хавиру к кому — у кого деньги есть, — неуверенно произнес Куркуль.

— Где хавиры с доброй деньгой возьмешь? — скептически сказал Грек.

Тут встрял Таксист:

— Да чего, никто не ворует, что ли? Вон, на автобазе, вор на воре сидит и вором погоняет.

— И у кого можно взять столько, чтобы всем хватило? — прищурился Грек.

— Да ни у кого, — вынужден был согласиться Таксист. — Там народ простой. Украли, пропили.

— Что, вообще в городе нет никого, кто б больше тысячи рублей в руках держал? — напирал Грек. — Не верю… Куркуль — твоя же мысль. Вот и развивай ее — с кого начать?

Куркуль сдвинул брови, наморщил лоб, стал думу думать. На помощь ему пришел младшой.

— Во, я на Шарташском рынке работал, пока меня за ерунду не выперли, — просветлел лицом Таксист. — Там лавка утильсырья была. И до сих пор есть. Ее еврей такой скользкий держит. Фельдман. Он лет пять назад директором этого рынка был, потом его подвинули, и он на теплое местечко уселся. Мы ему шкаф такой здоровый, помню, домой привозили. Чуть жилы не надорвали. А он по рублю заплатил, кулак недобитый… Такой несчастный с виду, вечно прибедняется. А мужики говорили, он миллионер подпольный… Читали «Золотой теленок»? Это книга такая по разводилово всякое, — Таксист, бывало, на досуге почитывал журналы и книги, и въедались они в его память намертво. — Корейко там такой был. Миллионер. Тоже прибеднялся. А у самого чемодан заныкан был, полный валюты.