Сюзи, «Лед Зеппелин» и я - [11]

Впервые я увидел Зеда пьяным, когда ему было тринадцать лет. Мне было одиннадцать. Он пришел ко мне, когда моих родителей не было дома, и лег спать на мою кровать, пока не протрезвел так, чтобы пройти считанные шаги до своего дома. Когда я рассказал об этом Грегу, ему стало завидно, что мне удалось оказать услугу такому клевому парню, как Зед.

У Зеда была малюсенькая ложечка на цепочке, как он говорил — для кокаина; мы слыхали, такое бывает в Америке. Я очень сильно сомневаюсь, что в те времена в Глазго был хоть какой–нибудь кокаин, а если и был, до нашей школы он не доходил однозначно, но то, что у Зеда имелась кокаиновая ложечка, было еще одним важным обстоятельством в его пользу. Это придавало ему вид бывалого человека. Такого человека, который может подвалить прямо к «Лед Зеппелин» и пообщаться на интересующие их темы.

Я знал, что мое Драконье Войско их не заинтересует. Если бы нам довелось встретиться, я бы о нем не распространялся.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Мне было четырнадцать, когда Зед стал гулять с Сюзи. Я был огорчен, когда это случилось. Грег тоже, хотя никто из нас не удивился. Слушая «Лед Зеппелин», мы уже поняли, что в отношении женщин жизнь простой не бывает. Я был уверен, что у меня никогда не будет девушки. Грег был не так пессимистичен.

— У меня все будет, как надо, через год–другой, — сказал он.

Мы обсуждали это, сидя в кафе, попивая чай и покуривая. Почти все остальные четырнадцатилетки — мы это знали — тоже курили.

— Я так и знал, что она ему понравится.

— Я тоже.

В прошлом году, обеспокоенный такой возможностью, я спросил Зеда, что он думает о Сюзи. Он пожал плечами. Я его понял. Всегда безопаснее дождаться каких–то поощрительных знаков от другого человека, прежде чем признаваться в своем интересе. Не знаю, какие поощрительные знаки подала Сюзи; это случилось, когда меня не было поблизости. В общем, теперь они ходили вместе и все тут. Мы с Грегом были подавлены, но что уж тут поделаешь — оставалось только сидеть и ныть.

Хотя Грег был моим лучшим другом, я радовался, что я вместе с Зедом, а не с Грегом впервые услышал название «Лед Зеппелин». Думаю, мне было лет двенадцать. Школа закрылась, потому что снегопад вызвал короткое замыкание. Мы сидели на скамейке перед рядом магазинов и бездельничали. Ребята помладше кидались друг в друга снежками. Я надеялся, что в меня никто не попадет. Не хотелось иметь дурацкий вид перед Зедом.

Появился Джим, парень, которого я знал только в лицо. Он был на пару лет старше Зеда и, несомненно, в школе не было никого клевей Джима: он первым стал носить «афган». Джим пил «Макъюэнз–Экспорт» из банки.

— Какая у тебя самая любимая банда? — спросил он.

Я посмотрел растеряно. Я знал, что в любом случае отвечу не то. Может, быть назову какую–нибудь попсовую и меня подымут на смех. Зед ответил уверенно:

— «Степпенвольф», — сказал он.

Это был хороший ответ. «Степпенвольф» были что надо. Совсем не попса. Джим задумчиво кивнул, показав, что хоть он не особенно впечатлен, но и не разочарован.

— Неплохо, — сказал он. — Хотя у них такой звук, будто «Лед Зеппелин» разминается.

После того, как Джим ушел, я спросил Зеда, кто такие «Лед Зеппелин». Мое невежество его удивило. Они явно уже выпустили пластинку.

— Я тебе дам их послушать, — сказал он.

Было холодно, опять начинался снег. Я думал об этой банде по дороге домой. «Лед Зеппелин». «Управляемый Цеппелин». Хорошее название, они мне уже нравились.

Именно после этого случая Зед и стал таким фанатиком «Лед Зеппелин». Возможно, Зед также находился под влиянием Джима, как я — под его влиянием. После того, как Джим закончил школу и стал художником–декоратором, Зед занял его положение самого клевого парня в округе.

По–моему, я никогда ни на кого так не влиял. Грег тоже. Ни для кого банда не стала любимой, потому что ее рекомендовали мы.

ДВАДЦАТЬ

Грег зашел за мной, и мы двинулись домой к Сюзи. Сюзи была в веселом настроении, потому что вчера вечером они с Зедом были вместе и он не опоздал на три часа, от него не пахло пивом и никаких других безобразий он тоже не натворил.

Грег и я были втайне разочарованы. Нас радовало, что Зед все время творит безобразия, для нас он от этого становился еще больше героем. Он был единственный бунтарь, кого мы знали.

Не помню, чтобы я когда–нибудь задумывался, почему Зед так себя ведет. У Зеда был очень авторитарный отец — он работал на административной должности в полиции, так что, наверное, не требовалось напрягать аналитические способности, чтобы понять, где корни Зедова бунтарства. Но если я об этом и знал в те времена, то смутно. Безобразия Зеда были как бы частью естественного порядка вещей и не требовали анализа.

Зед и Сюзи любили друг друга сильнее, чем признавались. Они были из тех преданных пар, которые, несмотря на тяжелейшие обстоятельства, не могут окончательно расстаться. Даже разонравившись друг другу, что с ними и произошло, они не способны друг друга разлюбить.

На полу в спальне Сюзи лежала школьная сумка. Она выделялась своей необычностью, потому что Сюзи никогда не стала бы носить такую скучную вещь. У нее была хиповая сумка из лоскутков, с которой она ходила в школу, и нарядная кожаная сумочка на торжественный случай.