Сюрприз - [22]

— Тебе сейчас лучше закрыть рот. Иначе ты и вправду не сможешь сидеть целую неделю.

— Смогу, — сказала я и четко добавила, — На стуле с «КРАСНОЙ» обивкой.

Мужчина неспешно наклонился ко мне и зловеще произнес:

— В этой комнате нет ТАКОГО стула.

Я сглотнула и по-настоящему испугалась, от чего слёзы сразу прошли. Нет худа без добра. Он что не слышал, я сказала «Красный»? Нет, он слышал и осознанно проигнорировал, и сделал это так, чтобы и я это четко поняла. Вот поэтому всех неразумных девочек и предупреждают не разговаривать и никуда не ходить с незнакомыми дядями. Я всегда была разумной, что случилось сегодня? Почему я в этой комнате, привязана к кровати незнакомым мужчиной? Сейчас он меня изнасилует… Ха, глупости! Сначала изобьёт, потом изнасилует и только после этого прирежет и закопает труп в саду. Так и закончится моя жизнь, под ивой в саду БДСМ Клуба. Нет, не может быть так мрачно, не станет он меня убивать, зачем? Я ведь добровольно с ним пошла и на всё согласилась. Любой адвокат это докажет. Да вообще, какой суд, зачем мне туда идти, кто публично признается, что был изнасилован в БДСМ Клубе. Вердикт любого судьи будет однозначным — «Что хотела, то и получила!». Так что нет, после всего он меня, наверное, отпустит. Точно отпустит. Главное сейчас и вправду перестать его злить, что бы всё быстрее закончилось. Что там говорят психологи в таких случаях — расслабься и получи удовольствие? Подыграй ему, подчинись, стань послушной. Ему нужна жертва, а не добровольность. Может и совсем потеряет интерес и отпустит после порки?

Мой разум остудил кипевшие во мне эмоции, я четко и громко произнесла:

— Я признаю свою вину, и приму любое наказание, Сэр.

Но ни покорности в голосе ни «Мастер Шон» выдавить из себя так и не смогла. Он молчал. Оглох что ли? Давай начинай бить, скорее начнем скорее закончим.

— Ты не признаёшь вины, а следственно и не примешь наказания, — сказал он, наконец, как-то глухо. Где он стоит? Или уже опять сидит на диване? Будет наказывать меня оттуда?

Может мне, как всегда, повезло. Может он передумал меня наказывать? Тогда почему не отвязывает и не отпускает. Я проверила почву:

— Я была непочтительна, и признаю это, Сэр.

— Ничего ты не признаёшь, Дженифер. Просто испугалась.

Зачем он назвал меня по имени?! Он больше не казался жестоким насильником, а снова превратился в мужчину, который делал мне комплименты и подарил оргазм.

— Вы меня отвяжете? — с надеждой спросила я.

— Нет.

— Будите бить?

— Нет. Я не бью, что бы унизить или причинить одну лишь боль. А сейчас ты напугана и ничего кроме боли и унижения не испытаешь.

— Тогда отпустите меня.

— Ты не хочешь уходить.

— Хочу, — тихо сказала я.

— Я никак не могу вспомнить момент, с которого ты больше не откровенна со мной, Дженифер. Момент, после которого ты начала врать и мне и себе.

Я молчала. А что говорить, он уверен, что всё про меня знает. А может и правда знает, и я, и правда, не хочу уходить. Что за бред?! Очнись! Тебя унизили, привязали и хотят наказать. Ты не хочешь уйти отсюда, ты хочешь отсюда убежать. Вот только в голове, в самом укромном месте сидела одна затаившаяся мысль: хорошо, что он тебя так и не отвязал, а значит, у тебя нет права выбора.

Я мысленно повторила свою любимую фразу «Сдуйся!» и тихо сказала:

— Нам с вами трудно: я недавно в Теме и совсем не опытная, а вы… Девушки-официантки сказали мне, что вы настоящий доминант и очень серьезно к этому относитесь.

— Назови их имена, — неожиданно, сказал он, и его голос оживился.

— Зачем?

— Назови, — оживление в голосе сменилось нотками доминирования.

Я вспомнила, испуганные глаза девушек и их «Накажут всех троих!» и пожалела, что вообще о них заговорила. Но врать сейчас, даже в малом, совсем не хотелось:

— Я знаю имя только одной, но можно не буду его говорить, пожалуйста.

— Почему?

— Они сказали, что нам нельзя разговаривать, но я вытянула их на разговор. Не хочу, что бы из-за меня их наказали.

— Вытянула? Ты использовала клещи, маленькая?

Никогда в жизни, никакому слову я так не радовалась, как этому «маленькая»!

— Нет, Сэр. Но я использовала оружие посильнее, своё природное обаяние. А перед ним никто не может устоять, — улыбнулась я и поспешно добавила. — Кроме вас, конечно.

— Конечно, — авторитетно подтвердил он.

Мастер Шон оттаивал, а я успокаивалась. Это всё, конечно, хорошо, но мои руки начали неметь, а шея затекала от необходимости поднимать голову, чтобы говорить с ним. Да и поясница после такой «стойки» неделю будет болеть. Пора заканчивать нашу «непринужденную» беседу:

— Я, ни в коем случае не настаиваю, Сэр, только прошу. Не могли бы вы уже решить, что будете со мной делать. Потому что моя поясница уже начала затекать и значит …

Я не успела договорить, как уже была свободна, а мужчина аккуратно помогал мне разогнуться. Он положил свою теплую ладонь на мою поясницу и сказал:

— Прости, Джени. Я совсем забыл о твоей спине. Это полностью моя вина. Болит?

Ответить я не смогла, так как потеряла дар речи, и только отрицательно покачала головой. Сначала «Прости» — он что извиняется?! Потом моё имя в этой уменьшено-ласкательной форме, которая мне нравится больше всего. А затем признание своей вины? Столько нереального в одном предложении. Шон (после такого он уже не был Мастером Шоном) аккуратно потянул меня на себя и помог лечь на кровать животом вниз. Он положил свои сильные руки на мою поясницу и начал её массировать.