Сюннёве все еще сидела, а вокруг нее стояли все присутствующие, за исключением Торбьорна, который словно прирос к своему месту.
— Встань, дитя мое, — шепнула ей мать.
Сюннёве встала, улыбнулась, потом отвернулась и заплакала.
— Да благословит тебя господь, доченька! — сказала Карен. Она обняла дочь, и они заплакали вместе. Мужчины отошли в сторону.
— Подойди к нему, — сказала Карен, все еще плача. Она выпустила дочь из своих объятий и стала мягко подталкивать ее к Торбьорну.
Сюннёве сделала шаг и тут же остановилась — она не могла идти дальше. Тут Торбьорн вскочил, быстро подошел к ней и взял за руку; он стоял некоторое время, не зная, что делать дальше, пока наконец Сюннёве осторожно не отняла у него руку. Так они и стояли друг возле друга, не говоря ни слова.
Вдруг дверь неслышно отворилась, и в комнату просунулась чья-то белокурая готова.
— Сюннёве здесь? — тихо спросил кто-то; это была Ингрид Гранлиен.
— Да, да, она здесь, иди сюда! — отозвался Семунд.
Тогда Ингрид, словно обдумывая что-то вслух, сказала:
— Гм, иди сюда! Ну, значит все в порядке! — прибавила она.
Теперь все смотрели на нее. Вид у нее был такой, словно она что-то хотела сказать, но не решалась.
— Я пришла не одна, — наконец сказала она.
— Кто же с тобой? — спросил Гутторм.
— Мама, — сказал ана тихо.
— Так пусть же войдет, — сказали, в один голос сразу четверо.
Хозяйка Сульбаккена пошла навстречу новой гостье.
— Иди же, мама, иди! — торопила ее Ингрид.
И в комнату вошла Ингеборг Гранлиен в светлом праздничном платке.
— Я сразу все поняла, — сказала она, — хоть Семунд и ничего мне не сказал. Вот мы с Ингрид не выдержали и пришли к вам.
— И хорошо сделали. Все идет, как ты хотела, — сказал Семунд, отступая немного назад, чтобы Ингеборг могла подойти к ним.
— Да благословит тебя бог, что ты такая хорошая и он полюбил тебя так сильно, — сказала Ингеборг, обнимая Сюннёве. — Ты крепко стояла на своем, дитя мое, и видишь, все вышло по-твоему.
Она гладила ее по щеке, по волосам, а слезы так, и текли у нее из глаз, на она их не замечала и нежно вытирала слезы, которые катились из глаз Сюннёве.
— Он хороший парень, — сказала она немного погодя. — И я теперь могу за него не беспокоиться, — прибавила она тихо и еще раз крепко обняла Сюннёве.
— Ай да мать, — сказал Семунд, — даром что сидит на кухне, а ведь знает все лучше нас.
Мало-помалу все успокоились, хозяйка стала подумывать об ужине и попросила Ингрид помочь ей, "потому что на Сюннёве сегодня надежда плоха". Они тотчас же принялись за приготовление овсяной каши со сливками. Мужчины заговорили о видах на урожай и о будущих ценах на рынке. Торбьорн сидел немного поодаль у окна; Сюннёве тихо подошла и положила ему-руку на плечо.
— Куда ты смотришь? — прошептала она.
Он повернулся к ней, долго и нежно смотрел на нее, потом опять поглядел в окно.
— Я смотрю на Гранлиен, — сказал он. — Как странно смотреть на него отсюда.
