Сыскарь из будущего - [46]

Когда народ увидел медленно идущих разбойников, то одобрительно загудел. Больше четырех десятков должны были пройти сквозь бурлящий поток людей. Те кожей чувствовали ненависть собравшихся и инстинктивно втягивали голову в плечи. Они боялись, что разгневанные люди попросту забьют их камнями. Им впервые за многие годы действительно стало страшно. А люди и впрямь стали поднимать с земли камни и кидать их в связанных пленников. Их рваное исподнее плохо прикрывало их тела и тем более никак не могло защитить его от тяжелых камней. Стражники лениво покрикивали на людей, самых ретивых отгоняли, но они больше опасались за себя, чем за пленных. Им было все равно, даже если они не доживут до суда. Всех разбойников выстроили перед помостом. Еще раз пересчитали, и десятник стражи пошел докладывать воеводе.

В центре деревянного помоста, к которому привели пленных разбойников, стоял стол, за которым сидели воевода, митрополит, Николай и Мишка в качестве писаря, чтобы составить список казненных. По бокам стола стояли стражники с секирами на плечах. Перед столом, на некотором отдалении от него, возле плахи ожидал свою первую жертву палач. Он медленно провел большим пальцем по лезвию начищенного до блеска топора и удовлетворенно цокнул языком. Затем лениво оглядел длинную шеренгу разбойников и вздохнул – изрядно помахать топориком ему сегодня придется. Потом посмотрел на корзину и кивнул на нее головой помощнику. Тот понял, ему тоже сегодня придется побегать с полной корзиной голов, и тоже тяжело вздохнул.

Толпа слегка волновалась, как море перед бурей. Действо предстояло длительное и кровеобильное. Но люди были рады хотя бы такому развлечению. Не так уж и много их было у людей. На помост двое стражников привели первого разбойника. Главаря шайки воевода решил оставить на самый конец казни. А этот обвиняемый был совсем молодым парнем, и ему не верилось, что это действительно происходит именно с ним. Он диким, испуганным взглядом рассматривал людей, надеясь найти в их глазах хоть каплю сострадания, но напрасно – толпа жаждала отмщения, крови.

– Виновен! – коротко бросил воевода, и стражники, заломив руки разбойнику, уложили его голову на плаху.

Палач небрежно откинул с его шеи волосы, чтобы те не мешали качественно произвести удар топором. До этого гудевшая толпа на миг затихла, так что было слышно пение невидимого дрозда, кружившего высоко в небе. Палач делает короткий замах и резко опускает топор. Голова разбойника с глухим стуком падает в заботливо подставленную корзину. Толпа разом выдыхает, и площадь оглашается истошным ревом и бесноватыми выкриками. Справедливость восторжествовала. Первый разбойник поплатился за свои черные дела. Так, под будничное «Виновен!» расстались с жизнями и остальные четыре с лишним десятка разбойников.

Несмотря на то что казнь заняла достаточно много времени, люди с площади не ушли, они ждали главной казни сегодняшнего дня. Их волновало – как будет казнен Беспалый. Они хотели для него более изощренной казни, чем просто будничное отсечение головы, и воевода, как судья, который должен вершить суд высшей справедливости, оправдал их надежды. На помост выкатили большое колесо и закрепили. Затем привели главаря разбойников. Митрополит поднялся из-за стола и спросил: не желает ли Беспалый покаяться в своих грехах? Но тот лишь гневно взглянул на него, попытался вырваться из рук стражников, а когда у него это не получилось, то плюнул в сторону Спасо-Преображенского собора, а потом и в сторону судьи и священника. Митрополит только поморщился, перекрестился и сел на место. Помощники палача, эдакие невысокие крепыши, не торопясь подошли к Беспалому, завалили его на колесо и, совершенно не обращая никакого внимания на его крики и ругань, легко распяли его. Толпа возбужденно гудела, как растревоженный улей. Напряжение возрастало. Воевода обвел взглядом толпу, сделал достойную великого артиста паузу и наконец вынес свое решение:

– Виновен!

В толпе тут же раздались истеричные женские крики, а палач вразвалочку, с топором на плече подошел к распятому главарю разбойников. Профессионально оглядел его, что-то удовлетворенно промычал и отрубил у него по голень левую ногу. Толпа вновь заревела, а палач уже себя чувствовал, словно гладиатор на арене амфитеатра перед восторженной толпой зрителей. Он только ждал их одобрения, и он его получил. Люди в исступлении завизжали:

– Руби его!

И палач методично отрубил сначала оставшуюся правую ногу, затем руку, потом другую и остановился. Он купался в человеческой ненависти, и это доставляло ему истинное удовольствие. Палач в эти мгновения получал такое наслаждение от своей работы, что оно было во много крат мощнее оргазма. Рев толпы постоянно рос, и никто уже не слышал тихий плач жертвы. Наконец из толпы раздалось долгожданное:

– Убей его!

Толпа скандировала и ревела так, что закладывало уши. Палач еще немного выждал. Эманации людской злобы проникали в его тело мощными потоками, и он хотел хоть на немного, но продлить их блаженное действие. Но, пора… и тяжелый топор опустился на шею истосковавшейся по своей смерти жертве. Голова главаря скатилась на помост, и ее застывшие глазницы безразлично смотрели на визжащую от наслаждения толпу.