Сыны мести - [57]

Я мысленно вознёс благодарность Эльскет и Когги за то, что уберегли мою единственную подругу. Теперь, после смерти Гутлог и Вигдис, у меня не осталось никого, кроме Айны и Сванхильд. Ну и Ормара, пожалуй. Старый хрен слишком нагадил у меня в душе, чтобы так быстро позабыть его уроки.

— Тебя никто не тронул… — я замялся.

— Не насиловали, если ты об этом. Меня поди поймай. Так что дар сохранился. Хочешь, чтобы я увидела вороний сон?

— Не сегодня. — Я поднялся, опершись на посох. — Пойду заберу наследство.

Айна кивнула. Я был благодарен ей за то, что она не задавала вопросов. Молча вышел на дорогу и направился в сторону рощи Гродды. Солнце шло к закату, и я хотел вернуться к женщинам дотемна. Хотя на самом деле мне просто нужно было побыть одному. Чем дальше я отходил от хижины, тем сильнее во мне рос гнев. Ярость становилась оттого сильнее, что я понимал — сейчас, прямо сейчас, я не мог сделать ничего для отмщения.

Но я хотя бы мог начать к нему готовиться.

Роща Гродды встретила меня мрачным безмолвием. Лишь вороны дрались за куски мяса на алтаре. Дупло я нашёл быстро. Сунул руку почти по локоть и вытащил тканевый свёрток. Гутлог оставила мне в наследство кольцо матери с тем невероятным камнем, увесистый кошель серебра и рунный амулет, украшенный красными и зелёными бусинами.

— Благодарю тебя, Гутлог, — прошептал я, уткнувшись лбом в ствол дерева. — Встретимся в царстве смерти. Я найду тебя, мудрейшая.

Подарок не принёс ни радости, ни облегчения. Да, кольцо подтверждало, что я был сыном Эйстриды и Химмелингом. Амулет наверняка помог бы мне в пути и в бою. А серебро… Как пришло, так и уйдёт. Я не мог думать ни о чём, кроме мести. Всё нутро выворачивало и сводило болью. Теперь у меня даже дома не осталось.

Теперь я был свободен окончательно. Этого ли хотел для меня Ормар? Этого ли должен добиться каждый начертатель? От моей свободы смердело гнилью и дымом.

Над алтарём кружили птицы. Я прогнал их, размахивая палкой, и они расселись на ветвях дерева, с любопытством наблюдая за мной. Не дождутся они от меня почтения. После всего увиденного я слишком устал, чтобы выказывать вежливость.

— Это плата, которую ты обещала с меня взять? — крикнул я, с силой ударив кулаком по алтарю. Кожа лопнула, отбитые костяшки засочились кровью. — Это твоя цена, Гродда?

На голову почерневшего от старости идола сел ворон.

— Перррвая! — каркнул он. — Перррвая плата!

Птица защёлкала клювом, забила крыльями и с хохотом взмыла в небо. За ней, оглушительно каркая, унеслись и остальные.

— Кррровь! Кррровь! Кррровь!

Я устало опустился на землю у подножия алтаря.

— Если это — первая плата, то какими будут остальные? — тихо спросил я.

Мне никто не ответил.

Глава 21

Айна смогла закончить с ранеными только через три дня. Мы проводили всех мёртвых с почтением и скудной тризной — на разграбленном острове осталось мало ценного, чтобы положить женщинам в дорогу к Гродде.

Когда всё было кончено, подруга велела мне готовить лодку.

— Значит, Фисбю? — уточнила она. — До Эрхелла ближе.

Я виновато развёл руки в стороны.

— Мне нельзя там появляться. Убьют.

Айна удивлённо вскинула бровь.

— Ты что, нагадил ярлу на стол?

— Хуже. Мой наставник проклял его нитсшестом. А я ему помогал. Меня там запомнили.

Девушка раздосадовано покачала головой.

— Занятный у тебя учитель. От Фисбю тебе будет ближе добираться до Бьерскогга. Но море сейчас неспокойное.

— Справимся, — заверил её я. — В Фисбю сейчас почти никого не осталось — всё ушли в поход с местным ярлом. Нам же лучше.

Айна кивнула.

— Готовь лодку, отплывём с северной части. А я пока добуду припасов в дорогу. Жди меня на берегу.

— Много не бери, — предупредил я. — Деньги есть, купим еды в городе.

Подруга отправилась прощаться и собираться в путь, а я принялся искать подходящую посудину. Нужная нашлась на западном берегу. Простенькое рыбацкое судёнышко, но крепкое. Я проверил вёсла и уключины — все было цело. С женщинами я попрощался ещё на рассвете, поэтому решил дождаться Айну возле лодки. Развёл костёр для тепла, стянул сапоги и принялся сушить промокшие ноги.

Айна явилась много позже, зато с битком набитой котомкой. Говорил же ей не брать много. Но она всегда была запаслива, как белка.

Подруга подошла к костру, стянула плащ послушницы и бросила в огонь.

— Ты чего? — удивился я. — Хорошая же вещь! Была…

— Я не успела пройти посвящение и жрицей уже не стану, — тихо ответила она, наблюдая за занявшимся пламенем. Вышитая зелёными листьями ткань трещала. — На большой земле быть послушницей опасно. Теперь я просто Айна.

— Айна–травница, — напомнил я. — Уважаемая женщина.

— Сначала я хочу стать осторожной и знающей женщиной, — процедила она и нахмурилась. Всегда так делала, когда думала. Значит, у неё в голове созрел какой–то план. — Уважение придёт само.

— Полезай в лодку, — скомандовал я. — Плыть долго.

Айна проворно забралась и разложила на дне сумки с припасами. Я вытолкнул нашу скорлупку в море и запрыгнул следом. Грести предстояло только мне — подруга была слишком измучена ночными бдениями над больными.

Море пока что благоволило нам. Ветер успокоился, снова выглянуло солнце. Лодка неспешно скользила по слабым волнам. Айна расположилась на носу, глядя в сторону большой земли. Ни разу не обернулась, чтобы поглядеть на остров. Я не винил. Пусть наш дом останется в её воспоминаниях цветущим и гостеприимным местом, а не выжженной землёй.