Сыны Императора - [48]

Один выстрел.

Мозговое вещество, темная кровь.

Сколько Поглотителей я уже убил? Сколько еще убью?

Мертвый воин валится на спину, увлекая за собой меня. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы выскользнуть из его дергающихся рук. Я отбрасываю болтер.

Ошарашенный Таругар замирает. Он еще немного поднимает когти, но отступает на полшага, когда я без сопротивления подхожу вплотную. Я чувствую, как от энергетических полей клинков покалывают волосы на моей руке.

Я наклоняюсь. Уровень адреналина в его крови подскакивает. Я говорю холодным шепотом.

— Ангрон хоть знает твое имя, Таругар? Сомневаюсь. Прочь.

Он скрипит зубами. Он борется не со мной, но с Гвоздями Мясника. Я читаю моих братьев с той же легкость, как и нашего отца, и чувство самосохранения Таругара вскоре перевешивает его потребность дальше испытывать себя против любимого сына примарха.

— Будь ты проклят, Кхарн, — шипит он. — Надеюсь, он сожрет тебя заживо.

Я молча и свирепо смотрю на него, отодвигая засов и распахивая двери. Он отворачивается, ругаясь едва слышно на гортанном награкали.

Не чемпион Легиона. Не подходящий страж для нашего примарха.

Если у нас все еще есть примарх, которого нужно охранять.

Передо мной зияющий мрак, ступени ведут в импровизированную тюремную камеру Ангрона. Я медленно ступаю по ним, по одной за раз, отбрасывая краем сапога мусор. Воздух спертый. Я размеренно дышу, замедляя работу сердец.

Не ведай страха. Не показывай страха. Не показывай ни жалости, ни сомнения.

Раньше мы много раз играли в эту игру — примарх и я. Я пытался извлечь уроки из каждой полученной взбучки.

С последним шагом я оказываюсь в триумфальном зале.

— Отец?

Я замираю. Меня останавливает слово, наполовину сформировавшееся на моих губах, но произнесенное вслух другим голосом.

Я всматриваюсь вглубь зала. В пространство между грудами черепов. В своды высокого потолка. Единственный свет исходит из вестибюля за моей спиной. Я медленно осторожно решаюсь сделать еще один шаг вперед, и под ногой хрустят разбросанные осколки костей. Я не вижу моего примарха, но, по крайней мере, точно знаю, что он все еще здесь.

На плитах, словно брошенная игрушка, лежит изувеченная половина легионера — его нижняя часть. Она увенчана выступающей петлей сломанных позвонков. На вмятом керамите боевого доспеха следы больших зубов. Не вижу смысла гадать, кем он был и где остальная часть его тела.

Еще один шаг. Еще. Я осторожно поворачиваюсь спиной к ближайшей стене и позволяю зрению приспособиться.

Там.

Глаза Ангрона тлеют собственным адским светом, хотя намного меньше, чем в последний раз, когда я стоял перед ним в этом месте. Тогда его нечеловеческий взгляд был свирепым и зловещим, и никто из нас не мог долго выдерживать его. Убийственный взгляд самого смертоносного творения бога. Но сейчас демон-принц смотрит на меня с чем — то похожим на… настороженность?

Он присел в тени своего трона, и для существа с такими дарованными варпом размерами и великолепием это немалое чудо.

Нет. Не присел.

Сжался.

Я не могу понять, что вижу. В ушах и в моем разуме тикают аневризматическим пульсом Гвозди.

— Отец? — снова зовет он. Исчез звериный рык, хриплое урчание горла больше не способно издать настоящий крик. Я бы скорее сказал, что примарх говорит как раньше. Как старый он. Как прежний он. Сломанный воин, которым он был до… до его…

Я не знаю правильного определения. И у меня нет никакого желания знать. Это не касается меня, не касается любого из нас. Мы больше не утруждаем себя удивлением.

Его огромные когтистые пальцы соскальзывают с края трона, когда он отползает во мрак, отодвигаясь от меня…

— Отец… все кончено?

Он снова разорвал свои цепи. Я вижу, как они тянутся по полу. Никто и никогда не мог лишить свободы Ангрона. Не надолго. И все же он не пытался уйти.

Я беру себя в руки и делаю осторожный полупоклон. Отвести взгляд означает пригласить смерть. Я неотрывно смотрю на освободившееся чудовище.

— Сир, это Кхарн из Восьмой роты.’’

— Кхорн…

— Кхарн, сир.

Тишина. Затем:«Могильный червь Кхарн. Да. Да, я помню тебя».

Он уже много месяцев не был таким здравомыслящим. Смею ли я мечтать, надеяться, молиться, что это могло быть началом чего — то большего? Возможно, даже спасения, которое, как утверждал лорд Аврелиан, он искал для Ангрона?

— Где другая бумажнокожая?

— Сир?

— Зрячая. Я не чувствую ее рядом. Та… Та…

Он старается, но не может вспомнить.

— Главный навигатор Андраста. Мне жаль говорить об этом, сир, но она мертва.

Демон сдвигается, и сухие кости раскалываются под его огромным весом.

— Это ты прикончил ее? — спрашивает он. Вопрос застает меня врасплох.

— Нет. Она покончила самоубийством. — Я представляю, как этот разговор может закончиться, и решаю, что дальнейшие подробности станут ненужным риском. — Мы не знаем причины. Но подготовили замену.

Примарх медленно тянется к своему клинку, наполовину засыпанному осколками зала, но не забытому. Когда его пальцы смыкаются на покрытой чешуйчатой шкурой рукояти, вытравленные на черном металле руны начинают пульсировать несветом, от чего за моими глазами шипят и гудят Гвозди. Это оружие не похоже на Дитя кровопролития или Медный зуб, ни на любое другое, что раньше использовал Ангрон. Оно выковано исключительно для него, и оно всегда голодное.