Сыновья и любовники - [39]

— Доброе утро. Я к вам со своим сыном, Полом Морелом. Вы просили его зайти сегодня утром.

— Пройдите сюда, — сказал мистер Джордан отрывисто, видно, хотел выглядеть сугубо деловым человеком.

Они прошли за ним в неряшливую комнатушку с мебелью, обитой черным дерматином и лоснящейся от соприкосновения со множеством клиентов. На столе высилась стопка грыжевых бандажей из переплетенных плоских колец желтой замши. Явно совсем новые и совершенно одинаковые. Пол услышал свежий запах замши. Что это за штука, с недоумением подумал он. К этому времени он был совсем оглушен и замечал лишь то, что бросалось в глаза.

— Садитесь! — не слишком любезно предложил мистер Джордан, указав миссис Морел на стул с волосяным сиденьем.

Она села на краешек, точно бедная родственница. Тогда старик суетливо пошарил на столе и достал листок.

— Это вы писали? — отрывисто спросил он, протянув листок, и Пол узнал свое письмо.

— Да, — вымолвил он.

В эту минуту две мысли его занимали: во-первых, он чувствовал себя виноватым, потому что солгал, ведь сочинил письмо Уильям, и во-вторых, не понимал, почему в толстой, красной руке этого человека письмо кажется совсем не таким, какое лежало на столе в кухне. Будто частица его самого, сбившаяся с пути. Не нравилось Полу, как старик держит его письмо.

— Где писать учились? — сердито спросил старик.

Пол только пристыженно глянул на него и не ответил.

— Почерк у него, правда, неважный, — виновато сказала миссис Морел. Потом откинула вуаль. Мать возмутила Пола — недостает ей гордости в разговоре с этим вульгарным старикашкой, но как мило ее лицо, не затененное вуалью.

— Так вы говорите, французский знаете? — все так же резко спросил старикашка.

— Да, — ответил Пол.

— В какую школу ходили?

— В обычную.

— И там вас учили языку?

— Нет… я… — Мальчик залился краской и не договорил.

— Ему крестный давал уроки, — сказала миссис Морел почти умоляюще и вместе довольно холодно.

Мистер Джордан колебался. Потом в привычной манере, чуть ли не со злостью — казалось, рукам его не терпится что-то делать — выдернул из кармана еще листок, развернул. Листок скрипнул. Старик протянул его Полу.

— Прочитайте-ка, — сказал он.

То была записка на французском языке, написанная мелким, тонким иностранным почерком, и Пол не мог его разобрать. Он тупо уставился на бумагу.

— «Мосье», — начал он и в ужасном смятении поднял глаза на Джордана. — Это… это…

Он хотел сказать «почерк», но соображение совсем ему отказало, у него даже и слово это вылетело из головы. Чувствуя себя совершеннейшим дураком и ненавидя мистера Джордана, он в отчаянии снова обратился к листку:

— Сэр… пожалуйста вышлите мне э… э… не могу разобрать… две пары… gris fil bas… серых нитяных чулок… э… э… sans… без… э… не могу разобрать слов… э… doigts пальцев… э… не могу разобрать…

Он хотел сказать «почерк», но все не мог вспомнить слово. Увидев, что он застрял, мистер Джордан выхватил у него листок.

— «Пожалуйста, вышлите мне с обратной почтой две пары серых нитяных чулок без носка».

— A «doigts», — вспыхнул Пол, — значит «пальцы на руке»… тоже… и как правило…

Старикашка взглянул на мальчика. Он не знал, означает ли «doigts» «пальцы на руке», он знал, что в его деле оно означает «носок чулка».

— «Пальцы на руке» в чулках! — отрывисто бросил он.

— А все равно это значит и «пальцы на руке», — упрямо повторил Пол.

Как ненавистен был этот старикашка, выставивший его таким болваном. Мистер Джордан посмотрел на побледневшего, бестолкового, дерзкого мальчишку, потом на мать, которая сидела молча, с тем особенным отрешенным видом, что свойствен беднякам, когда они зависят от чьей-то милости.

— Так когда он сможет приступить? — спросил мистер Джордан.

— Да когда вам угодно, — ответила миссис Морел. — Школу он уже кончил.

— Жить будет в Бествуде?

— Да, но он может быть на… станции… без четверти восемь.

— Гм!

Кончилось тем, что Пола наняли младшим «спиральщиком» с жалованьем восемь шиллингов в неделю. После того, как мальчик отстаивал свою правоту, что «doigts» означает «пальцы на руке», он не произнес больше ни слова. Вслед за матерью он сошел по ступеням. Она посмотрела на него блестящими глазами, полными любви и радости.

— Думаю, тебе здесь понравится, — сказала она.

— «Doigts» это точно «пальцы руки», мама, и вся беда в почерке. Я не мог разобрать почерк.

— Не волнуйся, мой мальчик. Я уверена, мистер Джордан не так плох, да тебе и не часто придется иметь с ним дело. А ведь какой славный тот первый молодой человек, правда? Я уверена, они тебе понравятся.

— Мам, но ведь мистер Джордан просто мужлан? Неужели он тут всему хозяин?

— Вероятно, он был рабочим и преуспел, — сказала миссис Морел. — Не надо так сердиться на людей. Они не тобой недовольны, просто у них такие манеры. Тебе всегда кажется, они против тебя. Но это не так.

День выдался на редкость солнечный. Голубое небо сияло над просторной, пустынной базарной площадью, блестел красноватый булыжник мостовой. Лавки в торговых рядах надежно прятались от солнца, и глубокая тень была полна красок. Как раз там, где линия конки пересекала базарную площадь, располагался фруктовый ряд, на прилавках сверкали под солнцем фрукты — яблоки и груды рыжих апельсинов, маленькие сливы ренклод, бананы. Мать с сыном шли мимо и вдыхали теплый аромат фруктов. Постепенно ощущение позора и владевшая Полом ярость утихли.