Сын Валленрода - [11]

— Скверная история, — вдруг промолвил Дукель. — Пожалуй, дни наши сочтены.

— Почему так считаешь? — перебивает его начальник.

— Я не считаю. Я знаю только, что распущены уже все негитлеровские организации. Сперва расправились со своими, а теперь примутся за нас. Нет двух мнений.

— Ошибаешься, Дукель! — сказал начальник. — Есть еще одна немецкая организация, которая не распущена. Deutsche Pfadfinder, немецкие скауты. В ближайшие дни их представитель направляется в Лондон. Хочет принять участие в Jamboree. Не без ведома гитлерюгенда. А фон Ширах пытается таким способом получить согласие Международного бюро на участие в скаутском слете в Венгрии. Не знаю, получит ли, но некоторое время их наверняка не будут трогать. По этим же самым причинам не посмеют тронуть и нас. Не захотят портить отношений с Лондоном. Пока что мы можем без опасений продолжать нашу деятельность. Именно это я хотел сообщить вам в первую очередь.

Совещание было закончено. Собравшиеся вскочили со своих мест заметно повеселевшими. Несколько слов, завершивших довольно мрачный отчет о переговорах в Берлине, ободрили Станислава. Они обменялись с Дукелем своими соображениями по этому поводу. Оба восхищались начальником, знатоком обходных путей, которыми приходилось продираться сквозь дебри немецкой администрации, изобилующие всевозможными ловушками. Хотя, в сущности, все это было не так уж отрадно. Немецкие молодые социалисты уже томились в лагерях… как они называются… в концентрационных лагерях, и, собственно, надо быть готовым к худшему. А пока — хранить спокойствие, притворяться, что ничего особенного не происходит.

Станислав подошел к начальнику, чтобы доложить о встрече с освобожденным из полицайпрезидиума харцером Клютой. Начальник знал о их неудачном рейде на гору святой Анны и об аресте одного из участников. Он был несколько удивлен известием об освобождении, но воспринял этот факт как доброе предзнаменование. Ведь таким образом подтверждалось предположение о том, что власти волей-неволей заинтересованы в поддержании хороших отношений со скаутским руководством, и нельзя было не порадоваться благополучному исходу инцидента, сулившего массу неприятностей. Если полиция из соображений тактики отпустила парня, который ее крепко обложил, то, пожалуй, дела не так уж плохи.

— Я же говорил, что они вынуждены с нами считаться, — сказал начальник и улыбнулся Станиславу. Ему еще надо было подготовиться к выступлению перед харцерами, которые дожидались на улице. После ночных столкновений с монахами и полицией им полагалось несколько теплых слов.

Дукель построил отряд в две шеренги. Ребята, приветствовавшие своего начальника харцерским «Бодрствуй!», вполне осознавали, какая на их долю выпала роль. Не имея понятия о закулисных интригах, о которых говорилось в гостиной, они подспудно ощущали серьезность положения и знали, что, демонстративно подчеркивая свою национальную принадлежность, испытывают не очень-то благосклонную к ним судьбу. Начальник избегал ложного пафоса. И сумел в скупых словах обрисовать сложившееся положение. «Харцеры! Путем фальсификации результатов плебисцита — да осудит бог все те уловки и махинации, к которым прибегли немцы, чтобы лишить вас этой земли, — вы оказались за пределами вашей родины. Но Польша в вас самих, и никаким плебисцитам у вас ее не отнять. Я знаю, как беззаветно вы верны ей, как самоотверженны. Вы испытываете и будете испытывать давление администрации, полиции и, к сожалению, церкви. Против вас обращено самое страшное оружие — голод и безработица. На каждом шагу вам грозят увольнением. Вам и вашим родным. За то, что хотите быть поляками. За то, что носите польские имена и поете польские песни. От имени нашей отчизны я благодарю вас за стойкость и самопожертвование. Будьте, и впредь верны ей!»

В тесном дворике гостиницы «Ломниц», где в будни раздавали суп безработным полякам, вдруг грянула песня, которую затянул Дукель: «Все Польше отдадим…»

II

По краям беговой дорожки, в которую была превращена временно перекрытая улица, толпилась уйма народа. Начинались состязания на первенство города по бегу. Стартовали спортсмены из различных немецких клубов. На сто, четыреста, тысячу и четыре тысячи метров. Большинство любопытных скопилось у импровизированной судейской трибуны, возле которой была намечена линия старта, а также финиша забега на самую длинную дистанцию. Поэтому здесь и царила давка. Вероника Альтенберг еще издали увидела, что тут не проедешь на повозке. Она возвращалась со стройки, куда возила тес с лесопилки, где теперь работала, и, чтобы не опоздать к забегу сына, была вынуждена явиться сюда вместе со своей упряжкой. Подогнала ее как можно ближе по боковой улице и слезла с повозки. Когда подвязывала лошадям мешки с овсом, подошли двое шуцманов.

— Проезд закрыт, — сказали они, — а стоянка запрещена. Видите, идут спортивные соревнования.

Вероника ответила, что хочет на них поглядеть и только ради этого сюда заехала.

— Мой сын побежит, — пояснила она.

Шуцманы были неумолимы. Где толпа, лошадям не положено находиться. Значит, придется отъехать подальше и оставить лошадей без присмотра…